— С ума сошла. Сначала пятно малевала на картине: то ли
пошутить хотела, то ли испугать кого…
— Так это она! — подскочил я.
Сергей Петрович кивнул:
— Да. В ее комнате, под кроватью, нашли кисти и баночку
с гуашью, а еще пальцы правой руки трупа были измазаны красной краской.
— Но почему она решилась на суицид?
Кузьминский махнул рукой.
— Больная глупая девочка. Если тебя интересует истинная
причина произошедшего… У меня имеется шофер, Костя. Между ним и Катей вспыхнул
роман. Я знал об этом и не противодействовал их отношениям. Два сапога пара.
Одна способна только сериалы смотреть, у другого в голове лишь футбол. Пусть
женятся, заводят детей и живут счастливо. Прислуга у меня имеет комнаты в
домике, в саду.
Это Лариса Викторовна доложила хозяину, что шофер по ночам
навещает Катерину, но Кузьминский не стал вмешиваться. Костя же оказался
ловеласом. Катя быстро надоела парню, и он дал ей от ворот поворот. Девушка
проплакала несколько ночей, а потом пошла в кабинет и…
— Вот ужас-то, — воскликнул я, — но отчего
столь странный способ? Убила себя возле картины, ножницами в шею…
— Отчего она именно так решила уйти из жизни? Вот уж
этого не знаю, мало ли какие мысли бродят в больной голове. Все-таки Катя была
не совсем нормальной. Мне Михаил как-то подшофе на дне рождения Андрея
проговорился, что Надя во время беременности заболела воспалением легких и ей
кололи сильные антибиотики, очевидно, лекарства подействовали на формирующийся
мозг ребенка. Конечно, это печально, но ничего загадочного в смерти несчастной
дурочки нет, да и история с пятном выяснилась. Кстати, узнай я сразу, кто
пачкает портрет, мигом бы без всякого сожаления уволил Катерину.
— Да уж, — пробормотал я, — дикая история.
— Случилось еще кое-что, — спокойно заявил
Кузьминский.
— Что же именно?
— Ну, в общем, ничего нового, — достаточно
равнодушно ответил Сергей Петрович, — деньги украли.
Я похолодел.
— Весь миллион?
— Нет, сто десять тысяч.
— Сколько?
— Сто десять тысяч, — повторил хозяин.
— И кто это сделал? — вырвалось у меня.
— А вот сей факт и предстоит выяснить, — протянул
Кузьминский.
— Какая странная сумма, — удивился я, — сто
десять тысяч, огромная и удивительная, как бы это выразиться — не круглая…
— Небось вор хотел сотню упереть, — предположил
Сергей Петрович, — а второпях схватил лишнюю пачку. Причем чувствует он
себя совершенно безнаказанным. Я же вчера заявил, будто не знаю, сколько денег
находится в столе.
— Может, все-таки лучше обратиться в милицию? —
осторожно предложил я.
— Не пори чушь, — оборвал меня хозяин, — я
совершенно не собираюсь сажать за решетку родственников, сам накажу того, кто
крысятничает. И потом, как я обнародую сумму?
— Почему бы нет? Вы же состоятельный человек.
— Ваня, — с жалостью проговорил
Кузьминский, — это черный нал, деньги, припрятанные от налоговой
инспекции. Поверь мне, лучше уж даже не искать вора совсем, чем озвучивать
количество купюр в моем столе. Получу такую кучу проблем, такой геморрой…
Кузьминский замолчал и снова потянулся к сигаретам. Мне же
на ум пришел неожиданный вопрос: отчего в нашем современном понимании слово
«геморрой» является синонимом головной боли?
Глава 8
Выспаться мне так и не удалось. Тщательно вымывшись, я сунул
скомканную одежду незнакомой старухи в пакет, с огромным облегчением облачился
в костюм и поехал отчитываться перед Норой.
Ленка открыла мне дверь и воскликнула:
— Вы чегой-то похудели.
— Быть того не может, — ответил я, снимая ботинки
и нашаривая тапки.
— Точно говорю, — настаивала она, — прямо
лицо кожей обтянулось, а глазья внутрь черепа провалились.
Я запихнул обувь повыше. Эту привычку приобрел с тех пор,
как в доме появился кот Василий вместе со своей хозяйкой Мирандой.
[2]
Гадкое животное обожало использовать ботинки в качестве сортира. Но сейчас,
слава богу, кота нет. Миранда учится в Лондоне, в закрытом колледже, а Василий
и Филимон теперь живут у наших приятелей в загородном доме. Кстати, для тех, кто
не в курсе: Филимон — не мужчина и не мальчик, а простой кролик. Василия больше
нет в нашем доме, но привычка ставить ботинки высоко у меня осталась.
Стоило войти в кабинет, как Нора наехала на меня, в самом
прямом смысле слова — в кресле.
— Ты почему не берешь мобильный?
Я вздохнул. Вот еще одна проблема — сотовый пропал вместе с
пиджаком.
— Увы, я потерял его.
— Где?
Однако дурацкий вопрос. Знал бы где, пошел и взял бы.
— Понятия не имею, просто выронил на улице.
— Изволь сейчас же купить новый!
Я кивнул:
— Сегодня же отправлюсь в салон.
— Да уж, сделай милость, — злилась
Элеонора, — а теперь выкладывай!
Выслушав мой рассказ, она побарабанила пальцами по
подлокотнику кресла.
— Странно, однако. Сто десять кусков! Может, у кого-то
из членов семьи имелись долги на эту сумму?
Я пожал плечами и напомнил:
— До этого бесследно испарились еще двадцать тысяч.
Значит, в общей сложности сто тридцать.
— Ага, — протянула Нора, — сдается мне, у
кого-то были большие денежные проблемы, ну-ка, еще раз перечисли всех обитателей.
Я начал загибать пальцы:
— Белла и Клара…
— Этих можно смело сбрасывать со счетов, —
самоуверенно заявила Нора.
— Почему?
— Они еще дети.
— Вовсе нет, — попытался возразить я, — одна
ходит в университет, вторая учится в институте, и они ненавидят друг друга
по-взрослому…
— Ерунда, — бесцеремонно прервала меня
Элеонора, — ну зачем им столько денег?
