По отъезде обоих мужчин, Ксения переоделась в
пеньюар, причесалась на ночь и хотела заняться чтением. Но ее мучило какое-то
смутное беспокойство. Отбросив книгу, она позвала Дашу и при ее помощи стала
разбирать большой ящик с хрусталем, который получила накануне от своего
приемного отца в дополнение к своему приданому.
Когда все было разобрано и убрано, Ксения
немного успокоилась. Она села к бюро и начала писать письмо Леону Леоновичу, в
котором благодарила его и описывала все случившееся с ней.
С полной откровенностью она описывала
невероятный прием, устроенный ей матерью мужа, свое разочарование в муже и
горькое сожаление, что она не послушалась мудрых советов своего покровителя.
«Я до такой степени наказана, что надеюсь, что
вы сжалитесь надо мной и позволите мне укрыться под вашей кровлей, если мне
понадобится убежище, пока мне удастся трудом создать себе
независимое положение»,— так закончила она
письмо.
Молодая женщина готовилась заклеить конверт и
надписать адрес, когда ее внимание было привлечено грохотом нескольких экипажей
в обыкновенно такой пустынной и молчаливой улице. Экипажи, казалось,
остановились у подъезда их дома.
Минуту спустя, раздался звонок в дворницкую, а
затем послышался смутный гул голосов. Даша, бледная, как смерть, стремительно
пробежала через столовую в переднюю и открыла входную дверь.
Обеспокоенная и взволнованная Ксения
направилась в гостиную, но, как парализованная, остановилась на пороге
столовой. В подъезде показалась группа мужчин, несших какой-то длинный сверток.
Их сопровождал Ричард, не перестававший повторять:
Тише, тише!.. Здесь порог... Идите осторожнее
и несите прямо в спальню!
Когда все вошли в переднюю, Ксения увидала,
что несли человека, завернутого в плащ; голова его была бессильно откинута
назад. Минуту спустя она узнала Ивана Федоровича и заметила, что из-под плаща свешивалось
окровавленное белье.
Ксения почувствовала, что ноги ее
подкашиваются. Темное облако застлало ей глаза, а из сдавленного горла не
выходило ни звука. Она зашаталась и инстинктивно ухватилась за дверной косяк,
чтобы не упасть.
В эту минуту вошел Ричард. Он позвал Дашу и
приказал ей поддерживать голову раненого. Затем, подойдя к Ксении, он поддержал
ее и усадил в кресло.
Он умер? — пробормотала Ксения.
Нет, он только в обмороке вследствие потери
крови. Мы надеемся, что его состояние не представляет никакой опасности. Те два
господина — доктора, которых я привез с собой. Все подробности я сообщу вам
после; теперь же мне необходимо идти к больному.
Ксения машинально последовала за ним и стала в
ногах постели, на которую положили Ивана Федоровича, все еще не приходившего в
сознание. Темная голова молодого человека отчетливо вырисовывалась на белых
подушках, резко выделяя смертельную бледность его лица.
Один из докторов начал при помощи Иосифа
разрезать его одежду.
Уходите, дорогая сестрица! Сейчас приступят к
перевязке, а это зрелище вовсе не для вас, — дружеским голосом сказал Ричард.
Ксения послушно позволила себя увести. Она
бессильно опустилась в кресло и слышала, как крикнули:
Даша! Принесите теплой воды и белье!
Затем послышался крик и глухие стоны. Ксения
закрыла глаза и заткнула уши. Каждый нерв трепетал в ней.
Через полчаса, которые показались молодой
женщине вечностью, дверь открылась и из спальни вышел Ричард. Он был немного
разгорячен.
Я приношу вам добрые вести, Ксения
Александровна! — сказал он, садясь рядом с ней и потирая лоб. — Обе пули
извлечены: одна засела в боку, другая в плече. Но так как ни один из внутренних
органов не поврежден, то доктора обещают нам быстрое выздоровление. Но вот и
доктора! Как только они напишут рецепты и уедут, я явлюсь к вам и сделаю
подробное донесение обо всем случившемся.
А могу я пока навестить его? — спросила
молодая женщина.
Без сомнения, сударыня, — сказал хирург,
которого Ричард представил невестке. — Ваш супруг в настоящую минуту находится
в полном сознании. Только не говорите с ним: тишина и молчание необходимы
раненому.
Нерешительным шагом Ксения вошла в спальню,
погруженную теперь в полумрак, и склонилась над кроватью.
Иван Федорович лежал с открытыми глазами.
Узнав жену, он пробормотал:
Ксения... дорогая... прости меня!
Молчи! Тебе запрещено говорить, — ответила
молодая женщина, целуя мужа в лоб.
Иван Федорович, действительно, был страшно
слаб. Он закрыл глаза и через несколько минут заснул. Ксения тихо вышла из
комнаты. Она горела нетерпением узнать подробности рокового происшествия.
Ричард провожал докторов, и было слышно, как
он разговаривал с ними в прихожей.
Ксения села в гостиной на маленький диван,
откинула голову на спинку и закрыла глаза. В своем возбуждении она совершенно
забыла, что была не одета. Ричард тоже был слишком озабочен, чтобы обратить на
что-нибудь внимание. Когда же он вернулся в гостиную, он замер на месте, и его
взгляд с нескрываемым восхищением остановился на белой фигуре женщины, такой
нежной и грациозной, в свободном пеньюаре, широкие рукава которого открывали
чудные руки. Толстые и тяжелые косы падали ниже колен.
Невольный вздох вырвался из груди молодого
человека, и снова чувство жалости и участия к этому молодому созданию, так мало
подготовленному к ожидающему ее бурному будущему, наполнило его сердце. Он сел
на диван рядом с Ксенией и дружески сказал:
Не приходите в отчаяние, Ксения Александровна!
Нашему больному не грозит никакая опасность, а сегодняшняя катастрофа, надеюсь,
излечит моего дорогого братца от страсти к приключениям, которые могут
принимать такой опасный оборот.
Его ранила та бесстыдная женщина, которая
приезжала сюда сегодня утром? — тихо спросила Ксения.
Вы угадали. Сейчас расскажу вам подробно, как
все произошло. Я только прикажу Даше приготовить нам чай и чего-нибудь
закусить. Признаюсь, я умираю от голода; вам тоже необходимо подкрепиться, так
как нам понадобятся наши силы.
Минуту спустя, он вернулся, сел на диван и
начал свой рассказ:
— Известие об утреннем скандале страшно
взбесило Ивана, и он решил немедленно же ехать к этой особе, чтобы окончательно
покончить с ней. К счастью, мне пришло в голову сопровождать его. Я хотел,
взамен приличной суммы, добиться от этой особы обязательства никогда не
надоедать Ивану и уехать на некоторое время из Петербурга. Я рассчитывал найти
рассудительную особу, но в действительности бешеная ревность и алчность этой
мегеры окончательно лишили ее рассудка. С самой минуты нашего приезда началась
страшная сцена. Я должен признаться, что Иван далеко не был деликатен, но и эта
особа бесилась, как настоящая фурия. Она потребовала себе в вознаграждение
княжескую ренту. Когда же я рассмеялся ей в лицо, она больше ничего не хотела
слышать. С дикими криками, смешанными с рыданиями и истерическим смехом, она
выбежала в соседнюю комнату. Я разговаривал с Иваном, убеждая его пока уехать,
как вдруг увидел эту мегеру на пороге комнаты с пистолетом в руке. Я сделал
прыжок назад, увлекая за собой Ивана, благодаря чему первая пуля не попала в
него. Но эта бешеная особа еще два раза выстрелила в него. Когда же Иван упал,
она сделала вид, что хотела застрелиться, по, как и следовало ожидать, только
оцарапала себя. Я тотчас же принял меры, чтобы замять это скандальное дело. В
конце концов эта презренная женщина поняла, что ей мало доставит удовольствия
фигурировать в окружном суде. Теперь она будет лечиться дома на мои средства, а
все случившееся было объяснено простой неосторожностью.
