И мама стала энергично меня «кутать» и
«закрывать душу». «Душа», по ее мнению, это область горла и груди.
Через десять минут мы были уже дома. Мама
безостановочно укоряла меня, что я за собой не слежу и заболеваю «специально,
чтобы портить ей нервы». Можно подумать, я заболела по собственному желанию.
Я измерила температуру — ровно 39°.
— Ну вот! — закатывая глаза и
потрясая ладонями, воскликнула мама. — Ну вот! Надуло! Доходилась раздетой!
Доходилась! А я говорила — кутайся, кутайся! Ты душу не кутаешь! Вечно
нараспашку ходишь! Ну что за ребенок!
— Да куталась я, куталась, — вяло
откликнулась я. — Сама не знаю, в чем дело. Холодно вроде не было.
Мама принесла таблетки, мазь, заварила
эвкалипт и ромашку.
Было как-то странно в четыре часа утра лежать
на кровати в полубредовом состоянии и видеть туда-сюда бегающую маму. Я не
воспринимала окружающую действительность — мысленно находилась еще в городе Марата.
Вокруг меня происходили какие-то события, но я в них не вникала.
— Это ты от переживаний заболела, —
вдруг сказала мама, тем самым опровергая собственную версию о «незакутанной
душе».
— Почему ты так решила?
— А помнишь, — сказала мама, между
делом сунув мне в рот ложку меда с луком, — ты училась во втором классе, и
однажды к нам в гости пришла тетя Оля с соседней улицы?
Я вспомнила тетю Олю. Это была женщина
неопределенного возраста — может, ей было тогда сорок, а может, и шестьдесят
лет. И сейчас она выглядит так же — абсолютно седая, вся какая-то сухая и с
крупными белыми зубами, как у лошади. Я никогда не могла определить, они
вставные или натуральные.
— Помню, — ответила я, глотая мед с
луком.
— Ты тогда смотрела мультики, а она
сидела и рассказывала историю о какой-то женщине-сектантке, которая завелась в
наших краях. Эта история настолько тебя напугала, что ты заболела от страха. И
в школу неделю не ходила. И вот ты снова заболела от переживаний.
Я задумалась. Наверное, мама права. Я заболела
именно от переживаний.
— Что делать, если Марат будет звонить
мне на телефон? — спросила мама.
— Трубку мне дай. Я скажу ему все, что
нужно.
Мы помолчали.
— У вас такие странные отношения… —
призналась наконец мама, накладывая мне компресс. — Вы только и делаете,
что ругаетесь и не даете друг другу объясниться. Может, лучше выслушать его?
— Не в этом случае, — покачала я
головой, лежащей на подушке. — Сейчас никакие объяснения не нужны. То, что
я видела, никак не может быть недоразумением. Мне все и без объяснений
предельно ясно.
— А что, если ты что-то не так
поняла? — с сомнением спросила мама.
— Мам, что я могла не так понять? —
усмехнулась я, почему-то стараясь не пересекаться с мамой взглядом (наверное,
не хотела видеть, что меня жалеют, не хотела чувствовать себя
покинутой). — Они шли под ручку. Он ее проводил до института. Она его
поцеловала на прощание! Назвала любимым! Если бы ты видела, какими глазами он
на нее смотрел! А она — на него! Нет, мам, здесь все понятно. Они любят друг
друга.
— А расскажи мне все подробно, —
попросила мама, удобно устраиваясь в кресле, словно собиралась посмотреть
захватывающий фильм.
Я вздохнула и пересказала, что видела вчера
днем. Также сказала, что шел снег.
— Вот! — эффектно ударив ладонью о
ладонь, воскликнула мама, когда я закончила рассказ. — Теперь я поняла!
Снег растаял и голову тебе намочил! И ты заболела! Ну и, конечно, от
переживаний тоже…
— Да ну ее, эту болезнь, — махнула я
рукой. — Что скажешь?..
— Правильно ты поступила! Теперь я тоже
уверена, что они встречаются. Надо же, как все сложилось… Марат в гости к нам
ходил, стал мне почти сыном. А оказался таким двуличным. Тут ты была, а там эта
девушка.
— Ты считаешь, что, когда он со мной
дружил, она уже была?
Заметив мой подавленный вид, мама
спохватилась:
— Не знаю! Но буду надеяться, что она
появилась после лета. Потому что если до, то это вообще жестоко и ужасно.
— Мам?..
— Что?
— Может, ты тоже номер поменяешь?
— Ни за что! — тут же среагировала
мама. — Его сотни людей знают! Не буду же я всем новый номер сообщать!
— Ну вот, — проворчала я, — как
умирать — так в одиночку.
— Сейчас ремня получишь! —
пригрозила мама. — Сколько раз я тебя предупреждала — не говори о плохом!
Слова и мысли материальны! Может, попытаешься заснуть? — Она выключила
свет.
— Попытаюсь…
— Спи, родная, спи… Вместе со сном уйдут
плохие мысли.
Мама вышла из моей комнаты.
Я думала, что не усну, но вопреки
предположению вдруг резко провалилась в глубокий сон. В этот раз мне ничего не
снилось. Сна без сновидений я очень боюсь. Каждый раз, просыпаясь, задумываюсь
над тем, где бывает моя душа, когда я засыпаю. А что если однажды я вот так
провалюсь в черную бездну и не вернусь?.. Бррр…
Когда проснулась, сначала не поняла, где
нахожусь.
«Я у бабушки, — уверенно подумала я. И
тут же засомневалась: — Нет, дома. А почему не у бабушки? Я же к ней приехала.
А-а-а… а потом обратно уехала».
Постепенно последние события стали
восстанавливаться в моем сознании. Я приехала к бабушке. Утром пошла к Марату.
И увидела его с другой. А потом уехала домой. В поезде заболела.
— Да уж… — глядя в одну точку,
сказала я.
В теле была удивительная легкость, а в голове
— ясность.
Я взяла термометр, лежащий на прикроватной
тумбочке, и измерила температуру. 36,6° — хоть в космос лети.
Я подошла к окну. На улице было еще темно.
«Сколько же я проспала?» — озадачилась я и
посмотрела на часы на экране мобильного телефона.
«19.30».
Меня как ледяной водой окатили.
«Полвосьмого вечера! — изумилась
я. — Я проспала больше двенадцати часов! Надо же… Или несколько суток?»
Я вновь взглянула на время. Слава богу, хоть
число было прежним.
Значит, не еще темно, а уже…
И вдруг меня нестерпимо потянуло на улицу. Я
поняла, что нахожусь дома, в родном городе! У меня было чувство, будто
отсутствовала целую вечность.
Я выбежала из комнаты.
— Полина! — воскликнула мама. Она
сидела за компьютером и, должно быть, как всегда, сочиняла статью для своей
мистической газеты. А может, писала новую книгу.
— Мам, я погулять хочу!
— Не пущу! — воскликнула мама и
стала в дверях. Она расставила руки, давая понять, что на улицу меня не
выпустит.
