– Самолет в море упал, никого и ничего не нашли, нам тела
Павла так и не отдали, вещи тоже, мы чисто символически на кладбище памятник
поставили, вроде Павел там лежит, только могила пустая! Мама чуть с ума не
сошла, день и ночь плакала.
– Точно знаете, что Павел погиб?
– Конечно.
– Откуда? Ведь тело не нашли!
Мила покачала головой:
– Странный вы, право, и вопросы задаете глупые. Паша нам
сообщил: «Летим с Юлькой на юг, косточки погреть», номер рейса назвал,
пообещал, как устроится, сообщить. Ну а потом Юля звонит и кричит, надрывается:
– Павлуша погиб!
Я перестал что-либо понимать.
– Юля – это кто?
– Девушка Павла, они пожениться хотели. Паша даже к ней жить
переехал. Вместе на юг собрались, в море покупаться, и вон чего вышло.
Я потряс головой:
– Мила, каким же образом получилось, что Юля осталась жива и
позвонила? Она что, выплыла и понеслась в Москву?
Мила повертела пальцем у виска.
– Вы совсем того, да? Они с Пашей поругались, уж не знаю, в
чем дело было, только Павел ей гадостей наговорил и один улетел. А Юля
осталась. В общем, я плохо ситуацию знаю. Когда беда случилась, Юля ничего не
рассказывала, только плакала и твердила:
– Ну почему я вместе с ним не полетела?
А потом время прошло, она замуж вышла, ребеночка родила.
Мама наша ее осудила, а я считаю, что жизнь продолжается, нечего себя вместе с
умершим хоронить, не в Индии живем, чтобы вдову на костре погребальном сжигать.
Да она и не жена Пашке была. Я с Юлей дружу, вернее, общаюсь, мы созваниваемся.
– Дайте мне ее телефон, – попросил я.
– Без проблем, – ответила Мила, – записывайте.
Оказавшись в машине, я сразу набрал Юлин номер и услышал
тихий голосок:
– Але.
– Позовите Юлю.
– Маму?
– Да.
– Она спит, ей в ночную смену.
– Подскажите, когда она проснется?
– Ну… не знаю, я в это время уже сама дрыхну.
– Можете маме записку написать?
– Не-а.
– Почему же?
– Я на роликах каталась и упала, теперь правая рука в гипсе,
а левой писать не умею.
– Если я позвоню в десять вечера, застану вашу маму?
– Я телефон выключу перед тем, как лечь, – бубнила девочка,
– муся по будильнику встает.
Потерпев полнейшую неудачу, я решил «заехать» с другой
стороны:
– Мама где работает?
– Продавщицей в магазине «Наш дом», в отделе посуды.
– И уходит на работу так поздно?!
– Он круглосуточный, – объяснила девочка, – а за ночь больше
платят.
Я повесил трубку и поехал домой. Ладно, сейчас сам лягу и
покемарю чуть-чуть, а затем поеду в «Наш дом» и разыщу в посудном отделе Юлю,
может, она расскажет мне правду? Похоже, в этой истории есть какая-то тайна, и,
может быть, Юля ее знает и почему-то морочит родственникам Павла голову.
Конечно, он прошел регистрацию, раз милиция сообщила родным, что он летел… А
вдруг он потом передумал и вернулся к Юле? И по какой-то причине они скрыли это
от родных…
Глава 25
Войдя в квартиру Норы, я невольно закашлялся. Пахло как в
бане, чем-то травянисто-растительным. Я не слишком большой любитель греть кости
на полке, но пару раз Макс затаскивал меня в парилку, и я очень хорошо запомнил
дух от растворов, которыми приятель плескал на раскаленные камни. Вот и у нас,
как в бане, жарко, просто дышать нечем.
Я прошел в свою комнату, снял пиджак, повесил его на спинку
стула, потом отворил окно, оперся о подоконник и вытащил сигареты. Не знаю, как
других людей, а меня угнетает жизнь в окружении высотных домов. Во времена моей
молодости журналисты очень любили употреблять штамп «каменные джунгли». Правда,
за этими двумя словами, как правило, следовали названия городов: Нью-Йорк,
Вашингтон, Лондон и другие, кроме тех, что принадлежали к соцлагерю. Это в их,
чуждом нам капиталистическом мире люди задыхались в мегаполисах, а в Москве,
Софии, Праге дышали свежим воздухом и слушали пение птиц. И что самое
интересное, мы верили в это горячо, искренне.
– Вава, – закричала, вбегая ко мне, Николетта, – немедленно
закрой окно!
Я повернул голову и спокойно ответил:
– В квартире жарко.
– Захлопни створки.
– Но почему?
– Дует.
– Прости, Николетта, моя комната в самом конце квартиры,
место, где ты сейчас спишь, далеко отсюда…
– Это из-за мандрагоры, ее нужно готовить без притока
свежего воздуха.
Я послушно затворил окно и сел в кресло.
– Ты очень скрытный, – надула губки Николетта, – нет бы
рассказать, где бываешь, чем занимаешься! Я обязана быть в курсе дел! Вдруг ты
попадешь в дурную компанию!
Все понятно, у Николетты очередной приступ материнской
любви, накатывает он на нее примерно раз в пять лет и длится около часа. Далее
события станут развиваться следующим образом: маменька откроет шкаф,
переворошит вещи, сообщит, что мне следует купить себе новые костюмы, затем
посоветует сходить в парикмахерскую, поцелует в щеку и упорхнет, очень
довольная собой. Мне и в голову не придет делиться с ней сокровенными мыслями.
Я никогда не откровенничал с матерью, не спрашивал у нее совета и не просил
помощи, бесполезное это дело, а порой даже опасное. Любую полученную информацию
Николетта, самозабвенная сплетница, не способна удержать при себе, все мигом
станет известно заклятой подружке Коке, а уж та разнесет чужие тайны по всем гостиным.
Николетта подошла ко мне.
– Вава, тебе пора постричься.
Ну вот, я ошибся в последовательности действий, сейчас она
рванет к шкафу!
Николетта бодро дорысила до гардероба.
– Ужасно, – заломила она руки, разглядывая вешалки, – совсем
нет приличной одежды. Широкие лацканы давно не носят!
– Мне нравится.
– Отвратительно! А галстуки!
