Стараясь не привлекать к себе внимания, я бочком, прижавшись
к стене дома, добрался до своих «Жигулей», сел внутрь и тупо уставился на руль.
Господи, до чего же тонка нить, удерживающая нас над пропастью вечности! Только
что Виктор жил, разговаривал, чего-то хотел, и вот…
Я перевел взгляд на свою руку и увидел бумажку. Лихорадочно
развернул ее. «Я не виноват. Разве стал бы прятаться, зная, что Валерия жива?
Но все равно меня посадят и осудят при всех. Не хочу, чтобы на Люсе и Соне было
клеймо. Лучше мертвый отец, чем зэк на зоне. Я не виноват. За что ты меня убил,
Иван?»
Впервые в жизни у меня остро заболело сердце. В стекло
постучали, я с трудом открыл дверь.
– Ты как? – мрачно спросил Леша.
– Не слишком хорошо, – прошептал я.
– Сам доедешь?
– Да.
– Ладно, – махнул Леша, – завтра поговорим, позвоню. Ну-ка,
что за цидульку он тебе дал?
Я протянул Леше листок, он прочитал записку, нахмурился еще
больше и попытался меня успокоить:
– Вот гад! Еще и выпендривается! По уши в дерьме сидит! Не
бери в голову, он убийца! Езжай домой и ложись спать.
Я проехал три квартала, увидел вывеску «Кафе» и
припарковался. Дома мне покоя не дадут, лучше посижу тут, попытаюсь сгрести
мысли в кучу. На мое счастье, в третьесортной харчевне не было ни одного
посетителя. Впрочем, когда принесли еду, стало понятно, отчего люди обходят это
заведение стороной. Вместо капуччино тут подавали бурду со сливками. Заказанный
мною сандвич принесли слегка влажным, а майонез неприятно пах.
– Еще что-нибудь? – лениво осведомилась официантка.
В ее глазах ясно читалась тоска.
– Спасибо, – кивнул я и углубился в свои мысли.
Говорят, что самоубийцы слабые люди, дескать, не хватает у
них сил решать жизненные проблемы, вот и бегут от трудностей в могилу. Может,
это и так, но лично у меня никогда не хватит мужества самому оборвать свою
жизнь. Отчего Виктор решился на отчаянный шаг? Ответ содержался в записке.
Харченко не хотел, чтобы Люся и Соня считались родственниками осужденного.
Какая ерунда, скажете вы, конечно, году этак в 1968-м иметь на зоне отца или
мужа было позором. Сейчас же, кажется, подобное положение вещей никого не
смущает. Однако многие фирмы под разными предлогами стараются не брать на
работу тех, у кого имеются близкие за решеткой. «Жена уголовника» – до сих пор
эти слова являются клеймом. Конечно, хорошо воспитанные люди и глазом не
моргнут, узнав о вашей беде, просто потом они не захотят иметь дело с женой или
дочерью криминальной личности, перестанут приглашать их в гости, начнут
избегать, да и с работы могут уволить. Кроме того, многие посольства, выдавая
визу, требуют заполнить анкету, а в ней имеется пункт: «Были ли под следствием
сами, не имеете ли осужденных родственников».
Но почему Виктор не стал доказывать свою невиновность, а
предпочел покончить с собой? Похоже, он не верил в справедливость, небось
считал всех ментов «волка́ми позорными», которые побыстрей хотят спихнуть
дело с плеч. Он, наверное, находился в состоянии страшного стресса. Сначала
решил, что его наконец настигло возмездие за убийство Валерии, затем узнал:
жена была жива, его обвиняют в том, что он расправился с ней на днях. Ну и
окончательно слетел с катушек!
Мне кажется, что Виктор невиновен. Произошла ужасная ошибка.
Харченко решил, что я говорил об убийстве Валерии в санатории во время медового
месяца, поэтому и отреагировал соответствующим образом. Он полжизни ждал, что
за ним придут. И ведь Виктор сказал правду: ну зачем ему было столько лет
прятаться, жить под чужим именем, не иметь возможности показать диплом,
работать простым водителем. Он боялся сказать о высшем образовании
исключительно из-за того, что считал Валерию убитой. А если знал, что она жива,
так с какой стати скрываться? Виктор мог работать по специальности, получать
хорошие деньги, но нет! Он работал водителем. Почему?
Все очень просто, он боялся разоблачения. Следовательно, он
не виновен, я ошибся, и из-за моей глупости пострадал человек. Правда, Виктор
пока жив, падение смягчили мешки с мусором, но я слышал, как врач «Скорой»
сказал одному из милиционеров:
– Скорей всего, не довезем его, совсем плохой.
Значит, на моей совести будет жизнь Виктора.
Я схватил чашечку, отхлебнул «кофе» и тут же выплюнул назад.
Может, не стоит корить себя? А улики? Сигареты, вернее, окурки? Экспертиза не
ошибается, их оставил Виктор. Следовательно, он был в подъезде. Или нет? Кто-то
принес бычки и бросил под батарею? Зачем? Откуда бы этому неизвестному знать о
том, что окурки найдут? Виктора подставили? С какой целью?
Внезапно в голове всплыл рассказ Валерии о том, что в тот
день в «Артемоне» испортился электрический чайник, и Валерия попросила хозяйку
терьера поставить на огонь эмалированное чудовище. Тут и грянул взрыв.
Что мне кажется странным в этой ситуации?
И тут на меня снизошло озарение. Йорка перед выставкой
причесывали в «Артемоне». Ох, похоже, кто-то из сотрудников салона замешан в
деле по полной программе. Валерия сама стригла собак некоторых клиентов.
Естественно, в «Артемоне» все знали об этом. Некто выяснил, что йорка потащат в
цирюльню ночью, чтобы привести его в порядок непосредственно перед отлетом на
всемирную выставку. Этот «некто», затаивший злобу на Валерию, сначала испортил
электрочайник, а потом перед самым закрытием салона устроил утечку газа.
Допустим, слегка отвернул гайку, при помощи которой гибкий шланг от плиты
крепится к стационарной газовой трубе. Хитрый убийца знал: Валерия явится в салон,
начнет стричь йорка, через некоторое время захочет чайку, отправится на кухню и
вместо неисправного электрического чайника воспользуется обычным, включив газ.
Следовательно, мне нужно срочно рулить в «Артемон» и начинать расследование.
Я схватил мобильный телефон, набрал номер справочной и
спросил:
– Нет ли у вас адреса салона «Артемон»?
– Минуточку, – отозвался приятный девичий голос, – салон
красоты для собак, работает до последнего клиента, пишите.
Надо же, как мне повезло: парикмахерская, где братьям
меньшим накручивают волосы на бигуди, расположена в двух шагах от места
парковки моих «Жигулей».
Не знаю, как вы, но я никогда до сего момента не бывал в
цирюльне для болонок и сейчас оказался немало удивлен. Холл заведения выглядел
весьма респектабельно. Пара диванов, кресла, столики, заваленные журналами, и
симпатичная, чуть флегматичная девочка за столом, на котором стоит табличка
«Администратор Светлана».
– Здрассти, – обрадовалась мне девица, – вы к нам?
