– Ага, – опечалился Виктор, – значит, меня от прилюдного
осуждения ничто не спасет? А в зал, где судят, посторонних пускают? Зрителей? С
улицы?
– Конечно, – ответил я, – есть определенная категория людей,
которая любит ходить на такие заседания, мне, правда, их не понять, но кое-кто
получает удовольствие от вида чужого горя.
– Значит, при всех, – тихо протянул Виктор, – и ничто меня
не спасет! А тех, кто умер, судят? Если, допустим, человек в камере скончался,
а суд не успел состояться, его считают виноватым?
– Нет. Смерть смывает все грехи, только с какой стати вы о
кончине заговорили? Вы в самом расцвете сил.
Внезапно Виктор сжал руки в кулаки.
– Хорошо. Я сбросил на Валерию кирпич, а с какого этажа?
– С высокого, камень летел с ускорением.
– Она жила на старом месте?
– Да.
– Вы хотите, чтобы я показал, как совершил преступление?
– Помощь следствию облегчит ваше положение, – кивнул я.
– Тогда едем, но только прямо сейчас, пока я не передумал, –
чуть ли не закричал Виктор.
Отправиться на место происшествия сразу не получилось. Леше
и Косте пришлось оформить много документов, прежде чем чудом оказавшаяся
свободной ментовская машина порулила в тихий московский переулок. В подъезде
было сумрачно и пахло чем-то затхлым. Здание, в котором проживала Валерия, было
далеко не новым, без козырька над входом в подъезд. Мы взобрались на нужный
этаж. Виктора вел худощавый парень, его рука и запястье Харченко были схвачены
одними наручниками.
Группа людей свободно разместилась на довольно большой
площадке перед окном.
– Его надо открыть, – сказал Виктор.
– Действуй, – велел один из милиционеров.
– Погоди, – остановил его Леша, – рама, когда ты сюда
пришел, была открыта?
– Да, – кивнул задержанный.
– Сергей, приступай, – велел Леша. – Хорошо, дальше что?
Кстати, ты в чем кирпич нес?
– В пакете!
– А где ты его подобрал?
Виктор молча стоял у окна, потом заговорил:
– Я хочу кое-что сказать, но мне стыдно, вслух это не могу
произнести. Дайте бумагу, напишу пару строк и ему отдам!
И Виктор ткнул пальцем в мою сторону.
– Тащите бумагу, – приказал Леша.
Появились блокнот и ручка.
– На весу писать неудобно, – сказал Виктор.
– Положи на подоконник, – посоветовал Леша.
Харченко попытался что-то написать, но потом заявил:
– Наручники мешают.
– Их не снимут.
– Этот подглядывает, ко мне пристегнутый, – капризничал
Виктор, – пусть отвернется.
– Юра, – ровным голосом приказал Леша, – не гляди туда.
– Больно надо, – пожал тот плечами.
Наконец процесс составления записки завершился, Виктор
протянул мне сложенный листок.
– Потом прочтешь.
Я кивнул. Харченко отвернулся к окну.
– Готов давать показания.
– Сеня, снимай на камеру, – велел Леша, – всем видно?
Начали.
– Сначала я приблизился к окну…
– Хорошо, дальше.
– Посмотрел вниз…
– Отлично.
– Увидел, что Валерия идет, и влез на подоконник.
– Зачем?
– Ну… хотел лучше прицелиться, – пожал плечами Виктор.
– Закройте окно, – приказал Леша, – а ты, Харченко, встань,
как тогда стоял.
– Так окно же открыто было, – напомнил ему Виктор.
– Ничего, представь, что оно распахнуто.
Виктор заявил:
– Мне этот мешает, пристегнутый.
Пару секунд Леша втягивал и выпячивал нижнюю губу, потом
принял решение.
– Сергей блокирует лестницу вверх, Женя – вниз. Андрей стоит
у подоконника и держит Виктора за левую ногу, а ты, Юра, отцепи его и схвати за
правую.
Через пару минут Виктор очутился почти под потолком.
– Дальше, – поторопил его Леша.
– Сволочи, – тихо сказал Виктор, – лишь бы человека
засудить, не видать вам счастья на всю жизнь!
Леша открыл было рот, но тут события начали разворачиваться
с невероятной быстротой, словно кто-то поставил кассету на перемотку, забыв
отключить изображение.
Резким толчком Виктор выбил стекло. Мелкие осколки полетели
в разные стороны. Харченко стал опрокидываться в окно. Андрей и Юра вцепились
ему в ноги, но Виктор неожиданно сильно дернулся, выскользнул у них из рук и
исчез.
На секунду я оглох. Видел только мечущиеся фигуры, красное,
с вытаращенными глазами лицо Леши, бегущих по лестнице вниз Юрия и Андрея. Все
милиционеры были в шоке, и лишь человек, снимавший происходящее на видеокамеру,
продолжал бесстрастно запечатлевать события, скорей всего, он выполнял
служебную инструкцию.
Через пару мгновений слух ко мне вернулся, в уши ударили
звуки, несущиеся со двора. Это орали случайные прохожие.
– Мамочка, упал!
– Убился!
– В мешки угодил!
– Милицию зовите!
– «Скорую»!!!
На плохо слушающихся ногах я побрел вниз по ступенькам, обо
мне в суматохе все забыли.
Прошло два часа после происшествия. Виктора умчала карета
«Скорой помощи». Харченко повезло, он упал в груду мешков с отбросами, которые
неаккуратные жильцы нашвыряли возле полных контейнеров.
– Я ведь мусорник третий день зову, – повторяла бледная до
синевы домоуправ, – а он не едет! Уже народ ругается, вонища стоит. Сами-то
виноваты. Во, наносили. А мусорник не едет! Зову, не едет…
Упорно твердя одну фразу, она повернулась ко мне:
– И ведь хорошо, что не приехал! А то бы он убился, а так
живой!
