Впрочем, простой ситуация кажется лишь на первый взгляд. Не
следует думать, что Нора наутро после вмешательства побежит по коридорам.
Во-первых, сама операция очень тяжелая, и стопроцентной гарантии успеха никто
не дает. Во-вторых, ее стали делать совсем недавно, методика не отработана, что
тоже сильно повышает риск. В-третьих, эти операции производят в Америке, стоят
услуги хирургов для иностранных граждан просто запредельную сумму, а Норе по
каким-то причинам не дали визу. В-четвертых, после вмешательства предстоит
необыкновенно тяжелый и болезненный реабилитационный период. Больной должен
усиленно тренироваться, разрабатывать ноги. Массаж, физиотерапия, силовые
нагрузки, упорство, даже упрямство, лишь тогда можно надеяться на успех, но,
повторяю, гарантии удачного исхода никто не дает.
– С силой воли у меня все в порядке, – спокойно объясняла
Нора, – с деньгами проблемы нет. Поэтому я списалась с госпиталем,
договорилась, что врачи сами прилетят в Москву, раз меня к ним не пускают, ну
и… В общем, бригада прибывает послезавтра, а меня сегодня кладут, потому что
следует пройти предоперационную подготовку. Анализы всякие, ерунда на постном
масле. Я давно знала число, но тебе его не сообщала, дабы избежать твоих
жалостливых взглядов и сочувствия! Ненавижу, когда меня считают бедняжкой.
Итак, сегодня! Понимаешь? Сегодня!!! Все по плану!
Я кивнул. Понимаю, Нора не из тех, кто будет нюниться и
рассказывать о предстоящем визите к хирургу.
– Молодец, – похвалила меня хозяйка, – вопросов не задаешь,
и правильно делаешь. Времени у нас немного. Слушай мои распоряжения. Пока я в
клинике – ты тут главный, все решения принимаешь самостоятельно. Деньги в
сейфе, как его открывать, ты знаешь. Займись делом Ермиловой! Срочно.
– Но…
– Не смей спорить! – повысила голос хозяйка. – Сам проведешь
расследование.
– Под вашим руководством.
– Я лягу в клинику.
– Так по телефону будете указания мне давать.
– Нет. От меня требуют соблюдения полнейшей стерильности.
Бокс. Никаких книг, газет, телевизора, радио и телефона.
– Да почему?
– Не знаю, на этом настаивают американцы. Так что
разбираться тебе придется самому, ты справишься.
– Может, подождем до вашего выздоровления?
– Нет.
– Извините, но…
– Иван Павлович, – рявкнула Нора, – я тебе приказываю! Не
сметь спорить! Впрочем, коли не желаешь работать – держать не стану, прямо
сейчас дам расчет! Ну? Раз, два…
– Только не нервничайте, – быстро сказал я, – как прикажете,
так и сделаю, просто я не гарантирую успех.
– Нет, Ваня, – тихо сказала Нора, – не те слова ты произнес.
Хочу слышать другие: «Лежи, Элеонора, спокойно, не волнуйся, приедешь домой, а
убийца Леры уже сидит в кутузке». Мне сейчас никак дергаться нельзя!
– Хорошо, – тут же согласился я, – считайте, что я произнес
эту фразу.
– Вот и ладненько, – кивнула Нора, – а теперь по коням, нас
ждут великие дела. Ну, ножки, имейте в виду, я заставлю вас работать.
Я молча пошел в прихожую. Совершенно не сомневаюсь, что к
лету она станет бегать на каблуках. Такие люди, как Нора, способны на все.
Глава 5
Клиника, где Элеоноре предстояло лечь на операционный стол,
находилась за городом и внешне напоминала что угодно: дорогой отель, пансионат,
частный дом, но только не больницу. Меня усадили в роскошно обставленном холле
около раскидистой пальмы. Я не удержался и потрогал ствол, дерево оказалось
настоящим. Обслуживающий персонал был тут невероятно выдрессирован. Пока Нору
переодевали, мне принесли кофе, не отвратительный растворимый напиток, а
натуральный – арабику. На подносе, кроме изящной чашечки, стояла серебряная
вазочка с дорогим печеньем, а еще мило улыбающаяся администраторша предложила
мне мужские журналы на любой вкус, от тех, в которых рассказывается про
автомобили, до легкой порнографии.
Нору вывезли примерно через час. На хозяйке был незнакомый
мне нежно-бежевый халат, волосы ее прикрывала шапочка, похожая на берет.
– Езжай домой, – велела Элеонора.
Сестра, шедшая за креслом, протянула мне саквояж.
– Тут вещи и мобильный.
Я шагнул было к креслу. Честно говоря, я не слишком хорошо
понимал, как следует себя вести. Поцеловать Нору? Обнять ее? Но наши отношения
никогда не были фамильярными. Она моя хозяйка, а я исполнительный служащий. Но
сейчас ей предстоит операция, тяжелая, даже опасная. Просто уйти? Пожать руку?
Нора хмыкнула:
– Ступай, Ваня. Лобызать меня будешь в гробу.
– Ну и глупости вы говорите, – вскипел я.
– Ты просто не видишь своего лица, – веселилась Элеонора. –
Ну просто букет в руки – и на кладбище. Право, я еще не умерла, нет
необходимости сейчас размышлять, куда меня приличнее поцеловать в последний
раз.
Я тяжело вздохнул: ну разве можно жалеть такого человека?
– Лучше прямо с утра начинай заниматься делом Ермиловой, –
напомнила Нора.
Я кивнул. Отчего-то я потерял дар речи. Только сейчас до
меня дошло, что, вероятно, я вижу Нору живой в последний раз. Позвоночник дело
тонкое, всякое может случиться.
– Поехали, – велела сестре Нора.
Я проводил глазами коляску.
– Кстати, – притормозила Элеонора у двери, – там, в сейфе,
завещание, вскроешь в случае чего.
Мне стало совсем не по себе, я кинулся к хозяйке.
– Нора, погодите!
Она обернулась:
– Не надейся, Ваня. Я еще проживу лет сто, не меньше, а
потом, отбросив тапки, превращусь во вредное привидение и стану каждую ночь
трясти тебя холодной костлявой ручкой, приговаривая: «Ваня, не тухни, работай».
Желание обнять Нору испарилось.
– Чао, – хмыкнула хозяйка и исчезла в коридоре.
Я взял сумку и спохватился:
– Как же поддерживать связь с больной?
Администратор мило улыбнулась:
– Она здорова и, надеюсь, станет еще здоровей, когда выйдет,
но одним из условий успеха, в котором никто из нашего персонала не сомневается,
является соблюдение полнейшей стерильности и психического спокойствия. Поэтому
никакого телефона в палате, телевизора, радио, газет.
