– Какой? – улыбнулась Лиза. – Вы имеете в
виду бригаду? Уж извините, автобус, который работяг вез, сломался. Туркмены
прибудут через полчаса. Не волнуйтесь, сегодняшний день им никто оплачивать не
собирается. Я еще вычту у бригадира за опоздание! Машина не поехала! Это их
проблема!
Нежное сопрано журчало, тонкая рука осторожно поправила
прическу, в ушках Лизы посверкивали красивые сережки… Я вдохнул исходящий от
прораба запах французских духов и только сейчас понял, в чем дело.
– Это вы ругались? – вырвалось у меня.
Сами понимаете, что задавать подобный вопрос, да еще в такой
откровенной форме совершенно неприлично, но уж слишком сильным было мое
потрясение.
Нежно-розовое лицо Лизы приобрело иной оттенок – если
секунду назад оно походило на персик, то теперь стало смахивать на спелое
яблочко.
– Я? Ругалась?!
– Ну… да… только что…
Лиза вновь поправила копну вьющихся волос.
– Иван Павлович, я никогда не выражаюсь.
– Я слышал ваш разговор с бригадиром, –
пробормотал я.
– Ах это, – отмахнулась Лиза, – не обращайте
внимания. Скажите, вы можете договориться с французом?
– Если он владеет русским, то да, – ответил я, не
понимая, куда клонит девица.
– А ежели нет? О каком диалоге может идти речь, если
его участники не понимают друг друга?
– Увы, в моем образовании есть пробелы, я не обучен
иностранным языкам.
– Правильно, – кивнула Лиза, – и со
строителями так же. Я не ругаюсь, просто разговариваю на их родном языке. Стану
употреблять слова «пожалуйста», «извините», «сделайте одолжение» – работа и с
места не сдвинется. Если надумал договориться с лошадью, нет смысла мяукать,
как кошка.
Глава 4
Если вы полагаете, что решить вопрос о расположении розеток
можно за десять минут, то жестоко ошибаетесь. Я провозился безумное количество
времени, пытаясь сообразить, где будут стоять телевизор и другие электроприборы.
А еще имелись люстры, торшеры, настольные лампы и крохотные трубочки для
освещения картин.
Устав, как верблюд, тащивший по пустыне неподъемные мешки с
солью, я приехал домой, взял в машине бумажник и пошел к подъезду. Он,
естественно, оказался заперт. После перестройки почти во всех московских домах
появились железные двери, призванные отвадить пьяниц и любителей использовать
темное пространство под лестницей в качестве бесплатного сортира. Поэтому
теперь почти у каждого москвича на связке болтается еще и так называемый
домофонный ключ. В доме, где живет Николетта, жильцы имеют пластмассовые
«лопаточки», их следует прикладывать широкой частью к специальному углублению в
створке. После этого простого действия раздается тихий щелчок, и вы оказываетесь
в чистом тамбуре у лифта. Мой ключ хранится в бумажнике, в крохотном отсеке,
предназначенном для мелких монет.
Не ожидая никаких неприятностей, я раскрыл кошелек и очень
удивился. В нем вместо трехсот долларов и нескольких тысяч российских рублей
лежала совсем другая сумма, ключа не нашлось, в кармашке позвякивали рубли,
между которыми слиплась парочка конфет без бумажек. Я не ем леденцы и никогда
бы не положил их к деньгам. Увы, я очень брезглив и педантично аккуратен.
Черт побери! Это чужой кошелек! Куда подевался мой
собственный? Каким образом в моей машине оказался этот бумажник? Нужно
признать, что он до безобразия похож на тот, в котором храню ассигнации я.
Истина дошла до меня спустя энное количество минут. Я,
садясь в машину, как правило, кладу портмоне в пластиковый лоток, установленный
между сиденьем водителя и креслом пассажира. Там же находятся блокнот, ручка,
пачка сигарет, зажигалка, упаковка бумажных носовых платков…
Когда Римма возвращала мне деньги, которые я «заплатил» за
ее «любовь», она вынула из кармана свой кошелек, а потом бросила его в лоток.
Выходя из машины, девушка перепутала бумажники, похоже, мы с ней купили их в
одном месте, в палатке у метро. Следовательно, моя «лопаточка» от домофона
сейчас у Риммы. Хорошо еще, что ключ от квартиры висит на связке вместе с
ключами от автомобиля. Завтра придется ехать на «точку» и искать проститутку.
Тут, на мое счастье, к подъезду подошел один из соседей,
прогуливавший своего пса, и я беспрепятственно проник внутрь.
Следующий день я провел крайне бестолково. Около одиннадцати
я отправился в книжный магазин и стал бродить между стеллажами, сверяя
ассортимент со списком, составленным Норой. Моя хозяйка решила основательно
пополнить библиотеку. Естественно, в одной точке не было всего нужного, и мне
пришлось методично изучать предложения «Молодой гвардии», потом «Москвы»,
«Библиоглобуса» и других лавок.
Около шести, изрядно притомившись, я вспомнил о ключе и
поехал выручать свой кошелек. В суматошно проведенном дне была лишь одна
радость, отчего-то Николетта ни разу мне не позвонила.
Место, где к моей машине подошла Римма, было пусто. Я вышел
из «Жигулей» и осмотрелся. По шумному проспекту неслись автомобили. Чуть
поодаль, возле входа в метро, клубилась толпа, там на небольшой площади тесно
стояли ларьки, торгующие всякой ерундой, а здесь, где сейчас находился я,
сидела только одна тетка со странным набором товара. Перед ней возвышался
столик, заваленный шоколадками, жвачками, мятными конфетами, презервативами и
сигаретами. У ног торговки громоздились клетчатые торбы, набитые, похоже,
бутылками, сбоку, на ящике, лежали упаковки колготок, книги, газеты и
батарейки.
Я походил по тротуару, потом приблизился к бабе и спросил:
– Скажите, вы тут постоянно торгуете?
– А чё? – ответила она. – Я разрешение имею.
Станешь вязаться или денег требовать, мигом ребят кликну, намнут тебе бока.
– Разве я похож на рэкетира? – изумился я.
– Хто вас разберет, – вздохнула
«бизнесменша», – ходють тут всякие, хорошего слова не услышишь. Один
отвлекает, другой товар тырит.
– Мне от вас ничего не нужно. Не знаете, где
Паша? – спросил я, припомнив, что Римма называла сутенера этим именем.
– Этта хто?
– Молодой человек, который работает здесь с девушками.
– С б…?
– Ну да.
– Нету их, не приехали.
– Они позже появляются?
– Почему? Обычно уже после обеда задищами
сверкают, – тяжело вздохнула баба, – я сама в непонятках. Ну куда они
подевались? У меня без б… торговля не идет! При них товар хорошо расходится, то
девки колготки порвут, то клиентам ихним чего надо, а сейчас прямо штиль.
