– Старушку?! – в негодовании воскликнула
Николетта. – Да мы…
И тут раздался звонок в дверь.
– Немедленно открой, – велела маменька. –
Таська на рынок удрала.
Я пошел в коридор, пытаясь переварить по дороге полученную
информацию. У Николетты имеется сестра! Наверное, она младше моей маменьки.
Вполне вероятно, что у нее есть дети, мои двоюродные братья и сестры. Ей-богу,
не знаю, как отнестись к этому известию.
Я распахнул дверь, задумавшись и не посмотрев в глазок.
– Здравствуйте, – произнес до боли знакомый
голосок, – Вероника Адилье тут живет?
Я вздрогнул. Действительно, по паспорту маменька Вероника,
вернее Вероника. Ее назвали в честь итальянского города Верона, где жили Ромео
и Джульетта, во всяком случае, так мне объяснили в детстве. Но все вокруг – и
друзья, и знакомые – зовут ее Николеттой.
– Да, – кивнул я, – а вы кто?
– Ее сестра Мэри! – прощебетала дама, по-прежнему
стоя на лестничной площадке.
– Господи, я собрался встречать вас! – подскочил я
на месте.
– Я уже прилетела. Самолет приземлился в три утра.
Вероника здесь, можно войти?
– Конечно, конечно, – засуетился я, – где ваш
багаж? В машине?
Мэри кивком указала на небольшую сумку.
– Вот.
– Это все? – изумился я.
– Ну да, – спокойно ответила она, – а зачем
больше?
Я поднял кожаный ридикюль размером с портфель. Мэри вошла в
прихожую. Она сняла коротенькую курточку из плащовки, потом прикоснулась к
большой шляпе, поля которой почти полностью скрывали ее лицо, и именно в этот
момент в коридоре появилась Николетта.
– Вероника! – закричала Мэри. – Мой бог! Ты
не изменилась!
– Мэри! – взвизгнула маменька. – Ты уже
здесь? Но мне сообщили, что рейс прибывает в три дня!
– Это пятнадцать часов, – спокойно ответила Мэри и
сняла шляпку, – если говорят «три», естественно, имеют в виду утро. Ты,
как обычно, все перепутала.
– Вава! – заверещала Николетта. – Ах! Ах! Ах!
И Таськи нет! Вава! Живо! Быстро! Чаю! Кофе! Икру! Шоколад! Ванну! Постель! Ох!
Ух! Эх!
Я повернулся к Мэри и хотел было поинтересоваться у
неожиданно обретенной тетки, чего она хочет больше: принять после дороги ванну
или выпить чашечку арабики, но слова застряли в горле, тело оцепенело, язык
парализовало. Впрочем, вы хорошо поймете меня, если я расскажу, что увидел.
Справа от меня в шелковом ярко-красном халате стоит
Николетта. Волосы маменьки выкрашены в цвет сливочного масла, подстрижены под
пажа, довольно густая челка прикрывает лоб, голубые глаза задорно блестят, а на
слишком розовых губах сияет улыбка. Слева от меня в красивом брючном
ярко-красном костюме стоит… Николетта. Волосы ее выкрашены в цвет сливочного
масла, подстрижены под пажа, довольно густая челка прикрывает лоб, голубые
глаза задорно блестят, а на слишком розовых губах сияет улыбка.
На секунду мне стало дурно. Справа маменька и слева тоже, их
две. Даже в страшном сне не могло привидеться подобное.
– Вероника, – спросила та Николетта, что
находилась слева, – это кто?
– Мой сын, – ответила правая маменька. –
Вава, молодой, еще не женатый мальчик.
– Похоже, он не знал, что мы с тобой близнецы, –
улыбнулась Мэри.
Я без сил шлепнулся на стоящий у стены кривоногий, хлипкий
диванчик, неумелую подделку под рококо. Две Николетты! О боги, пожалейте меня!
День пошел прахом. Мне и вернувшейся с покупками Тасе
пришлось обустраивать комнату для Мэри и выслушивать радостные вопли
воссоединившихся сестер. Тася вспугнутой кошкой металась между плитой и
холодильником. Наконец я, в сто первый раз выслушав историю жизни Мэри,
воспользовался моментом, когда Николетта вытащила гору альбомов со снимками, и
потихоньку вышел из квартиры. До встречи с Е. Бондаренко оставалось довольно
много времени, но лучше я бесцельно поезжу по улицам, чем останусь в гостиной
вместе с пришедшими в невероятный ажиотаж сестричками.
Стараясь ни о чем не думать, я медленно ехал вдоль
проспекта. Надо же, сейчас конец августа, а на улице уже быстро темнеет. В июне
в Москве стояли почти белые ночи, но не успел пролететь месяц, как сумерки
стали наползать на столицу ранним вечером.
Решив спокойно покурить, я припарковался около тротуара,
опустил окно, вытащил сигареты…
– Если на всю ночь, то дешевле получится, –
заявила появившаяся как из-под земли девица.
Я окинул ее взглядом. Стройные ножки туго обтягивали джинсы,
полупрозрачная кофточка расстегнута почти до пупа, личико размалевано всеми
цветами радуги, в ушах покачиваются слишком большие, чтобы быть настоящими,
камни. Понятно, я случайно подъехал к стойбищу «ночных бабочек».
– Если до утра берешь, то меньше платишь, –
повторила девушка, – выгодно получается.
– Спасибо, не надо.
– Ну, тогда почасовая оплата.
– Спасибо, я просто покурить остановился.
– Да? Не ври-ка! – заявила проститутка. – А
то другого места не нашлось. Небось я тебе не по вкусу пришлась. Во мужики, ни
слова в простоте не скажут! Наверняка тебе больше блондинки нравятся? Эй,
Римма, топай сюда!
Не успел я глазом моргнуть, как у машины материализовалась
еще одна фея магистрали, на этот раз пышечка с водопадом сильно завитых волос
цвета сухого сена.
– Аюшки! – воскликнула она.
– Бери, дарю, – заявила первая «бабочка», –
ему брюнетки не по вкусу.
– На ночь дешевле, – мигом сообщила Римма.
Ее товарка приветственно махнула мне рукой и исчезла.
– Так как? Куда едем? – деловито поинтересовалась
Римма. – Можно ко мне!
– Простите, – попытался я внести ясность в
совершенно идиотскую ситуацию, – но я не имею никакого намерения
заниматься любовью, просто притормозил тут.
Римма секунду молчала, потом сказала:
– А ну пусти меня в машину, пускай наши думают, что мы
условия обговариваем.
– Но…
– Да открой дверь, – тихонько засмеялась
Римма, – не бойся, не изнасилую.
– Садитесь, – кивнул я.
Римма влезла в автомобиль.
– Хочешь заработать?
