– Ну-ка, притащи колу.
– Вон она стоит, – подавальщица указала пальцем на
длинный стол.
– Ваще, блин, – обозлился Луис, – мне самому
ее наливать? А ты тогда тут зачем?
Девушка улыбнулась и пошла за бутылкой. Не успела она отойти
от парня, как к нему подлетел старый знакомый Веня Полтавский, корреспондент
одной из желтых газет.
– Как дела? – спросил он.
– Шоколадно, – улыбнулся Луис.
Завязалась ничего не значащая беседа, прерванная появлением
официантки.
– Вот, – перебила она мужчин, протягивая фотографу
бутылку.
– А стакан? – обозлился Луис. – Ты совсем
больная? Прикажешь из горла хлебать?
– Но на столе нет чистых, – попыталась оправдаться
девица.
– Жуть, убогая, – рявкнул Луис, – откуда вас
только понабрали. Сбегай живенько к старшему и потребуй бокал.
Девушка снова улыбнулась и исчезла в толпе гостей.
– Ничего себе, – воскликнул Венька, – в каких
ты с ней отношениях?
– С кем? – удивился Луис.
– С Риммой.
– С кем? – повторил фотограф, не поняв, кого имеет
в виду Полтавский.
– Кого ты сейчас за стаканом погнал, знаешь?
– Официантку.
Веня начал смеяться:
– Ну ты даешь! Позволь процитировать тебе заезженную,
но очень верную фразу: «Начальство надо знать в лицо». «Официантка» – дочь
хозяина праздника.
Луис чуть не уронил фотоаппарат.
– Врешь!
– Нет, спроси кого угодно, ее тут многие знают.
– Но она одета как последнее чмо, – изумился
Луис, – в черную юбочку и белую блузку, прямо как сикозявки с подносами!
Ты ничего не путаешь?
– Нет.
– И драгоценностей на ней никаких нет, – продолжал
недоумевать Луис.
– Тем не менее она дочь владельца всего этого, –
стоял на своем Веня, – ты, однако, фраернулся!
Посмеиваясь, Полтавский отошел к другому знакомому, а Луис
остался на прежнем месте, ожидая возвращения Риммы. Та не замедлила появиться
через пару минут с пластиковым стаканчиком.
– Извини, – пробормотал Луис, – я принял тебя
за прислугу.
Римма звонко рассмеялась:
– Ерунда, мне не трудно принести воды.
– Ты супер! – воскликнул фотограф. – Другая
бы охрану позвала.
– С какой стати? – продолжала смеяться Римма.
Естественно, Луис сделал все возможное, чтобы девушка
согласилась встретиться с ним завтра в городе. Римма, кстати, совсем не
кривлялась, охотно пошла на контакт, и через месяц Луис впал в эйфорическое
состояние. Наконец-то он нашел тот вариант, о котором мечтал.
Римма была вполне привлекательная внешне, и из нее могла
выйти фотомодель. Она имела ровный, не вздорный, не капризный нрав и оказалась
совершенно не избалованной. Одевалась дочь банкира очень просто, никаких
дорогих, эксклюзивных вещей и драгоценностей не носила, по городу передвигалась
на метро и получала образование не в МГИМО, не в МГУ, не в Лондоне или
Нью-Йорке, а в заштатном институте. Никакой охраны у девчонки не было, никто ей
постоянно не названивал на мобильный и не задавал вопросов типа: «Ты где?» или
«Когда вернешься?»
Римма без проблем оставалась на ночь у Луиса, а тот старался
изо всех сил влюбить в себя богатую наследницу. Дело продвигалось вперед
семимильными шагами, и в конце концов Луис произнес слова, которые мечтают
услышать от своих любовников тысячи женщин:
– Дорогая, выходи за меня, вот мои сердце и рука.
Римма отреагировала на предложение восторженно. Сначала она
бросилась Луису на шею, потом затараторила:
– Прямо завтра понесем заявление. Ой, хочу платье
белое-белое, широкое, со шлейфом… Луис, ты меня очень любишь?
– Очень, – кивнул фотограф.
– Понимаешь, у меня есть младшая сестра, Надя. Пусть
будет моей свидетельницей, ты разрешишь?
– Конечно, дорогая, – заулыбался жених.
– Ей тоже надо платье! Красивое! Мы его купим?
Луис удивился, но виду не подал.
– Естественно, приобретем любые шмотки, –
согласился он, – кстати, ты уверена, что мы должны завтра идти в загс?
– А почему нет? – испугалась Римма.
– Твои родители не будут против? – осторожно начал
прощупывать почву Луис. – Скандала не поднимут?
– Мама умерла, – грустно ответила Римма.
– Прости, – воскликнул Луис, – но отец-то…
И тут Римма впервые рассказала будущему мужу о себе.
Богатый Буратино не родной ее папа. Жил-был на свете Петр
Шмаков, он женился на вдове с двумя дочками. Шмаков был беден, а мать Риммы и
Нади богата. На ее деньги Петр и сумел раскрутить банк. Девочек Шмаков не
притеснял, но особой любви к ним не испытывал, хотя они и жили все вместе
несколько лет. Потом жена Шмакова скончалась, и тут выяснились совершенно удивительные
вещи. Все имущество принадлежало вдовцу, у девочек не было ничего. Шмаков решил
избавиться от обузы. Он купил дочкам умершей жены две комнаты в коммунальной
квартире и отселил туда Римму и Надю со словами:
– Взрослые уже, нечего у меня на шее сидеть.
Может, будь сестры позубастее, они бы стали качать права,
обратились к адвокатам, но девочки были тихими и предпочли покинуть дом, в
котором прошло их детство. Жить им стало очень тяжело, потому что Шмаков денег
никаких не давал, он постарался забыть о детях умершей жены.
Неизвестно, как разворачивались бы события дальше, но тут
Петру ударило в голову пойти в политику, денег у него было много, захотелось
власти. Шмаков нашел специально обученных людей, которые вели бы предвыборную
кампанию и агитировали народ отдать голоса за него.
Пиарщики принялись за дело. Спустя месяц они представили
Петру свои наработки. Там было много всякого, начиная с того, какие костюмы
следует носить кандидату, и заканчивая планом предвыборной кампании. Один из
пунктов возмутил Шмакова до глубины души.
– Что за гнусь! – заорал он, тыча пальцем в
строки. – «Продемонстрировать любовь к дочерям». Это не мои девки!
