– Верно, его конфискуют в качестве вещдока, потом «потеряют»,
а нас посадят вместе, меня за работу, а вас за заказ.
Кока ушла от Бориса, ощущая себя больной, наверное, на
жизненном пути активной, умеющей всегда добиваться своего дамы ювелир был
единственным человеком, который сумел поставить ее на место. Причем опыт был
настолько болезненным, что Кока сейчас повторяла, словно заезженная пластинка:
– Вот сволочь! Ну скажи, мерзавец!
– Абсолютно согласен, – закивал я, – странно,
однако, что Борис не растерял всех клиентов.
Кока уперла ручонку в костлявый бок.
– Так и лишился бы практики, слухи-то по Москве
поползли, только он погиб.
Я откинулся в кресле.
– Гофмайстер умер?
– Да, – торжествующе воскликнула Кока.
– Давно?
Собеседница подперла кулаком щеку.
– Ну… не вспомню, достаточно лет прошло.
Я почувствовал глубокое разочарование, похоже, мы с Норой
напоминаем двух охотничьих собак, которые, учуяв запах дичи, пронеслись через
лес, переплыли реку, выскочили на опушку и обнаружили на ней ребенка, пасущего
гусей, вроде добыча, да не та.
– Ужасной смертью жизнь закончил, – радостно
вещала Кока.
– Что с ним случилось?
– Сгорел заживо, на даче, – засверкала глазами
Кока. – У Бориса дом имелся под Москвой. Я, конечно, к нему звана не была,
но те, кто ездил, захлебывались от восторга, шикарное здание. Снаружи, правда,
оно смотрелось убогой избушкой, но внутри! Дворец! Гофмайстер небось воров
боялся, вот и поставил стальную дверь, а окна забрал решетками, это его и
сгубило.
Когда огонь полыхнул, ночь стояла, Борис не сразу проснулся,
очнулся, когда пламя уже бушевало вовсю. Как на грех, железную дверь заклинило,
а окошки-то зарешечены, вот и погиб, царствие ему небесное, жулику!
Кока на секунду перевела дух, я воспользовался паузой и
быстро спросил:
– Арина тоже сгорела?
– Дочь его? Нет, жива осталась.
– Вот бы невеста мне была, – протянул я, –
богатая! Небось от папеньки капитал остался.
Кока поелозила на диване.
– Ничего о ней не слышала. Борис в свое время девчонку
усиленно в свет выводил, хотел ей пару найти, но потом пожар произошел, и что с
Ариной стряслось, понятия не имею.
– Нет ли у вас случайно ее координат?
Кока призадумалась.
– Ну… могу, конечно, Ольге Корякиной звякнуть.
Понимаешь, жена Борьки давным-давно покойница, родила Арину и преставилась.
Гофмайстер снова не женился, так по бабам таскался, последней его обоже Ольга
состояла, она в тот день чудом на даче с любовничком не осталась, да уж,
повезло. Зубы у нее заболели, пошла к стоматологу, а тот лишь хуже сделал, вот
Оля и сумела только до городской квартиры доплестись. А зачем тебе Арина?
Я начал кашлять.
– Вава, ты принес сюда грипп! – возмутилась Кока.
– Нет, нет, простите, аллергия замучила, – жалобно
простонал я, – не будет ли хамством с моей стороны попросить глоток
минеральной воды?
Кока нежно похлопала меня по плечу.
– Для тебя, мой дружочек, собственноручно схожу на
кухню.
Я закашлялся еще сильней, на этот раз дабы скрыть смех.
Воображение развернуло картину: вот сейчас Кока ловко нагнется, обопрется на
оперстненные пальцы и собственноручно, то есть на собственных руках, двинется в
сторону коридора. Я, конечно, затевая спектакль, понимал, что хорошее
воспитание и светские манеры заставят маменькину подружку лично притащить мне
водицу, но полагал, что она использует для похода на кухню ноги.
Еще раз улыбнувшись, Кока пошла к двери, естественно, не на
руках. Едва створка захлопнулась, как я коршуном метнулся к пухлой телефонной
книжке, черневшей на столике. Господи, сделай так, чтобы я сумел разобраться в
каракулях Коки, ведь не всегда можно понять чужие заметки, вот у Николетты в
записях сам черт ногу сломит! Мой номер у нее красуется под буквой «К»,
спросите почему? Понятия не имею, а Кока занесена на страничку «С», может,
маменька считает ее стервой, а меня кретином? Во всяком случае, когда я однажды
сдуру спросил у Николетты: «Почему Виктор Борисович Кац у тебя значится под
буквой «Д»?» – то услышал в ответ:
– А куда его еще отнести: долдон он и есть долдон!
Глава 27
У Коки, на мое счастье, в книжке царил армейский порядок.
Четким, ровным, совершенно каллиграфическим почерком были записаны телефоны:
домашние, служебные, мобильные, и координаты Корякиной нашлись именно там, где
им следовало быть, под буквой «К».
Не успел я толком запомнить необходимые сведения, как
вернулась Кока, и мне пришлось без всякого на то желания выпить бутылочку
минералки.
Посчитав визит исчерпанным, я хотел уже раскланяться, но был
остановлен недоуменным возгласом Коки:
– Ваня, ты же хотел заказать для Николетты кольцо!
Тут только я сообразил, какой идиотский повод изобрел для
визита, но было поздно.
Хищно улыбаясь, Кока вытащила из шкафа стопку журналов и
плотоядно воскликнула:
– Сейчас посмотрим! Значит, ты готов раскошелиться на
черный бриллиант?
И что оставалось делать? Стараясь не выпасть из образа сына,
до самых печенок ощущающего вину перед матерью, я кивнул.
– Отлично, – пришла в еще больший ажиотаж
Кока, – вот, изумительный вариант, не слишком, правда, шикарный. Для сего
колечка потребуется некрупный брюлик, карата три.
– Боюсь, на такой камушек мошны не хватит, – на
всякий случай сказал я.
Вообще-то денег у меня после покупок Лизы не осталось
совсем, но Коке-то об этом знать не следует.
– Вава, – сурово заявила маменькина
подружка, – ты еще очень молод, поэтому выслушай одну истину: если мужчина
решил порадовать женщину сувенирчиком, он не должен экономить. Сквалыга всегда
выглядит плохо, так же, как черный бриллиант размером менее трех карат. Если не
способен преподнести мало-мальски нормальную вещь, то лучше вообще ничего не
покупать, пластмассовая мыльница под елкой не обрадует. Или я не права?
Я принялся усиленно кивать головой, лучше сейчас во всем
соглашаться с Кокой, я вовсе не собираюсь заказывать перстней с черными
алмазами, поэтому спорить о каратности не стану.
– Вот, – сунула мне Кока картинку, – вроде
ничего.
