Услыхав ненавистный глагол, я вышел из кабинета, еще раз
внимательно прочитал название улицы и пригорюнился. Самый центр, сейчас
застряну в пробке.
Катя Воскобойникова, с которой я встретился в местной курилке,
выглядела как восьмиклассница.
– А чего вдруг милиция про мой паспорт
вспомнила? – удивилась она. – Я давным-давно новый получила.
Я улыбнулся.
– Не помните, где документ посеяли?
– Если бы знала, пошла бы и взяла, – раздалось в
ответ.
– А как обнаружили пропажу?
– Да просто. Бандероль мне пришла, на почте и
потребовали удостоверение личности, я паспорт с собой всегда ношу, мало ли
чего, – охотно стала рассказывать девушка, – а тут давай в сумке
шерудить – и нету!
– Может, в подкладке есть дыра, и он туда провалился?
Катя пожала плечами:
– Уж я не дура, все руками прощупала. Главное, в обед
он у меня был, в пятнадцать часов, как миленький на месте лежал, а в семнадцать
испарился.
– А в три часа паспорт, значит, все еще находился в
сумочке?
Катя заправила за ухо тонкую, светлую прядку волос.
– Да, меня в отдел кадров вызывали. Я работаю в театре
уже несколько месяцев, но была на испытательном сроке. А теперь меня в штат
оформили. Вот я и ходила все документы подписывать. Там и паспортные данные
были нужны.
– Может, там на столе забыли?
– Да нет, Евгения Георгиевна, наш начальник отдела
кадров, мигом бы позвонила и отругала, у нее строго, каждая скрепочка на учете.
Нет, я его на место пихнула, в карманчик на «молнии», рядом кошелек пристроила
и работать стала.
– А сумка где была?
– В гримерке.
– Можно взглянуть на комнату?
– Сколько угодно, – кивнула Катя, – пошли.
По узкому темному коридору девушка довела меня до двери,
толкнула ее и сказала:
– Вот, входите.
Я машинально шагнул внутрь и на секунду зажмурился.
Безжалостно яркий свет галогеновых ламп больно ударил по глазам, десятки зеркал
отражали лучи, делая освещение совершенно невыносимым. Потом меня одолели самые
разные запахи: пудры, дезодоранта, духов. Еще через мгновение я раскрыл веки,
обрел способность видеть и снова зажмурился, огромное пространство оказалось
набито обнаженными людьми, в основном женщинами.
– Свет глаза режет? – заботливо спросила
Катя. – Сейчас привыкнете, первое время я сама шалела, только иначе
правильно грим не наложить.
Я замер, ожидая услышать либо девичий визг, либо гневные
крики: «Мужчина, уходите прочь! Не видите, что ли, мы голые!», но никто не
выражал никакого негодования, до слуха долетали обрывки чужой беседы:
– Сапожки белые, прям улет!
– А он ей велел: ступай на хрен.
– И откуда у Лидки бабло на «мерс»?
– Петя, подай спонжик!
Поняв, что мое появление не вызвало переполоха и в гримерной
есть по крайней мере еще один мужчина, я очень осторожно открыл глаза.
Штук десять девушек в разной степени раздетости старательно
покрывали личики гримом, несколько юношей, тоже почти обнаженных, занимались
тем же самым. На диване курили двое мужчин лет сорока, одетые в джинсы и
свитера, три женщины самого простого вида, отчего-то обутые в домашние тапки,
помогали артистам причесываться.
– А вот здесь я сумку и оставила, – ткнула Катя
пальцем в сторону дивана, – у нас спокойно можно шмотки бросать, никто не
возьмет!
– Люська, – заорал обвешанный фотоаппаратами
парень, врываясь в комнату, – лучше синюю юбку надень.
– Поняла, – долетело из угла.
Юноша исчез, но на его месте возник другой в сильно рваных
джинсах и завопил:
– Ваще, мля! Надоело! Сколько раз говорить, ложьте
микрофоны в гнезда! Не! Так побросали! Вы хоть в курсах, сколько они стоят?!
– Люська, – снова ворвался в помещение «фотоаппаратный», –
скидавай синюю, цепляй красную!
– Йес, – крикнул девичий голос.
– Уволюсь на фиг, – бушевали «рваные джинсы», но
на них никто не обращал ни малейшего внимания.
– Подвинься, – пнула меня в спину толстая тетка,
вталкиваясь в гримерку, – эй, кто еще за билеты не расписался!
– Люська! Лучше зеленое!
– Еще раз микрофон на стуле найду – урою!
– Сколько можно вас с билетами ждать, а?
– Ленка, дай помаду!
– Мишка, верни колготки!
– А у Симки-то еще и герпес выскочил.
– Люська! Свет поставил.
– Да заткнись! Надоел!
Людское море шумело, двигалось, хватало вещи…
У меня запершило в горле.
– Здесь всегда так шумно?
– Разве это шум? – удивилась Катя. –
Тихонечко все переодеваются, вот вечером, после семичасового представления, и
впрямь бывает громко: тогда друзья приходят, родственники, корреспонденты
всякие. А сейчас чего? Деловая обстановка.
– Пойдемте в курилку, – предложил я.
Катя пожала плечами:
– Как хотите.
– Вы не думаете, что паспорт стащил кто-то из
своих? – спросил я, оказавшись в блаженно тихом, полутемном, пустом
закутке.
– Нет, – слишком быстро ответила
Воскобойникова, – у нас не воруют.
– Но документ исчез.
– Сама посеяла, – мгновенно заявила Катя.
Узенькое, бледное треугольное личико плутовки украсилось
самым честно-наивным выражением, в глазах появилось слишком искреннее
недоумение.
– Катенька, – ласково сказал я, – понимаете,
ваш паспорт нашелся.
– Да ну?
– Вернее, обнаружилась девушка, которая, назвавшись
вашим именем, ограбила людей, втерлась к ним в доверие и стащила драгоценности.
– И чего? – напряглась гримерша.
– Видите ли, дружочек, дело принимает скверный для вас
оборот.
– Почему?
