— От яда? Я, как и многие, знаю, что она умерла от схваток при тяжелых родах…
— Нет, это официальная версия, но она мало кого убедила. Подумайте сами! Ведь через несколько дней она могла бы стать королевой Франции. Этого допустить не могли. Она была обречена!
— И Замет посмел?
— Не он. Кстати, король на него не разгневался. Это сделали другие люди. Вы понимаете, как сложились бы судьбы ее близких, если бы Габриэль получила корону? Сейчас герцог Сезар Вандомский был бы королем, Меркер — дофином Франции. Ну а наш дорогой Франсуа стал бы герцогом Орлеанским. Подобное лишь во сне может присниться, не правда ли?
— Разумеется! — вздохнула Сильви. — Знаете ли о планах, которые вынашивает Мазарини? Он задумал выдать свою старшую племянницу замуж за Меркера. Это даже может быть брак по любви…
Госпожа де Монбаэон посмотрела на Сильви как на сумасшедшую, потом рассмеялась:
— Меркер будет родственником Мазарини? Черт возьми! Да Бофор способен убить брата, чтобы не допустить подобного позора!
И перед глазами двух любящих Бофора женщин, сидящих на лестнице, словно птички на ветке, мысленно возникла фигура Франсуа.
— Знаете ли вы, мадам, где он сейчас? — спросила наконец Сильви, которая уже не могла не задать вопрос, обжигавший ей губы. — Мазарини делает вид, будто радуется доброй шутке, которую Франсуа сыграл с ним, но я уверена, что он приказал разыскивать его повсюду.
— Разумеется! Но успокойтесь, он в безопасности. Ведь вы его знаете: Франсуа отказывается прятаться где-нибудь в отдаленном замке; он непременно желает вернуться в Париж и… поэтому сегодня ночью я здесь. Я пришла сюда все осмотреть, понять, что надо сделать, чтобы в этой громадине можно было жить…
— Он хочет вернуться в Париж? Это же безрассудство!
— Рассудительным, как вы знаете, он никогда не был. Но я давно привыкла потакать его прихотям, и это дает мне возможность устраивать все по-своему…
— Могу ли я вам помочь?
Мария де Монбазон ответила не сразу. Несколько минут она с задумчивым видом вглядывалась в лицо молодой женщины.
— Сколько вам лет? — наконец спросила она.
— Двадцать пять. Я на шесть лет младше Франсуа.
— А я на четыре года старше… И, естественно, вы в него влюблены, иначе не пришли бы сюда.
Сильви сперва отвернулась, чтобы избежать взгляда зеленых глаз, который, казалось, проникал в самую душу, но тотчас выпрямилась, приняв выражение горделивого достоинства.
— Я любила его, — сухо ответила она. — Он был героем моего детства, но теперь я люблю моего мужа!
— Это ведь полу правда, не так ли? Предположим, что вы еще его любите, чего, кстати, он заслуживает с избытком, но что таится в глубине вашей души, на самом дне вашего сердца?
— Но почему я должна заглядывать так глубоко? Как бы там ни было, он любит вас, — пробормотала Сильви с горечью, которую не могла скрыть.
— Нет, теперь уже нет, и, признаться, я сожалею о том времени, когда он сидел в Венсенне, когда я была уверена, что я у него единственная, пусть и поневоле! Но с той минуты, как он вырвался на свободу, я знаю: он
любит другую…
— Все та же неизменная страсть к королеве?
— Ей уже под пятьдесят! Нет, думаю, здесь что-то иное. Меня любит его тело, но я могла бы поклясться, что в его сердце живет другая…
— Кто она? — спросила Сильви так резко, что ее вопрос прозвучал как возглас страха.
— Мне он в этом не признается, — пожала плечами герцогиня, — ибо он боится моей ревности, но я действительно не представляю себе, кто бы это мог быть. Ну, хватит этих праздных разговоров! Сейчас мы с вами должны расстаться! — решительно сказала она, вставая. — Я увидела все, что хотела видеть, а теперь мне пора уходить. И вам тоже, я полагаю.
— Да. Но я повторяю свое предложение: нужна ли вам искренняя помощь соседки?
— Пока нет, но я благодарю вас…
Мария де Монбазон уже собралась скрыться в глубине дома, унося с собой подсвечник, но внезапно передумала:
— Ах да! Еще одно слово, пожалуйста.
— Прошу вас.
— Не велите заделывать стену в вашем саду, на тот случай, если все другие выходы будут перекрыты. Хотя и прочные стены никогда не страшили Франсуа. Стены Венсеннского замка кое-что об этом знают.
— Вы имеете в виду его побег? Он не ранен?
— Ранен, при падении он вывихнул руку: веревочная лестница оказалась короче, чем нужно. Но костоправ из Шарантона вправил ему руку. До встречи, дорогая моя!
— До встречи! А стена останется в неизменном виде. Обещаю вам! Прощайте!
Остаток ночи Сильви провела в саду, устремив взгляд в звездное небо и прислушиваясь к шумной вакханалии в честь Франсуа, которая так резко контрастировала с безмолвием и мраком старого особняка фаворитки Генриха IV. На рассвете она уехала в Конфлан, несмотря на большое желание остаться. Мысль о том, что скоро Франсуа может оказаться в соседнем доме, совсем рядом с нею, вызвала настоящее смятение в ее сердце. Но, подумав о своем муже, который сражался в рядах армии Конде, она решительно запретила себе лелеять какие бы то ни было мысли о случайной встрече с соседом. К тому же Сильви не выносила долгой разлуки с маленькой Мари, столь прелестной с ее непослушными кудряшками и розовой, всегда смеющейся мордашкой. Девочку обожали все, а особенно Жаннета, назначенная гувернанткой. Служанки называли Жаннету мадемуазель Деан, ибо, несмотря на мольбы Корантена, Она так и не вышла за него замуж.
— Ты не можешь оставить шевалье де Рагенэля, а я никогда не смогу оставить госпожу Сильви.. Чтобы пожениться, мы с тобой должны решить, с кем мы оба остаемся. Но ты согласись, это невозможно, по крайней мере сейчас!
— Ты думаешь, что когда-нибудь настанет такой день?
— Надеюсь, ведь мы любим друг друга. Я хочу тебе кое в чем признаться, хотя и с опозданием: нам следовало бы с тобой обвенчаться, когда мы были на Бель-Иле…
— Да, ты права, как всегда! Ну что ж, подождем еще, может быть, судьба сама приготовит решение, — согласился Корантен.
Честно говоря, с рождением Мари Жаннета забыла о собственных планах. До безумия обожая ребенка, она нянчилась с девочкой так страстно, что иногда вызывала у Сильви шутливую улыбку.
— Не будь я уверена, что сама произвела ее на свет, — говорила она, — я бы подумала, что ее настоящая мать ты, Жаннета!
— Боже милостивый! Не говорите такое при господине герцоге. Он на меня рассердится!
— Разве он может упрекнуть тебя за слишком пылкую любовь к ребенку? Ему скорее не понравилось, если бы все было иначе.
И они весело смеялись. Так протекали дни в усадебном доме на берегу Сены. Владение Каррьер располагалось между замком Конфлан, которым владела госпожа де Сенесе, и другим владением, принадлежавшим маркизе Дю Плесси-Бельер. Сильви давно была знакома с бывшей фрейлиной Анны Австрийской, которую назначили гувернанткой дофина Людовика и его брата Филиппа, но скоро она подружилась и со своей другой соседкой.
