Сен-Мару лучше было бы помолчать.
— Эти испытания незаслуженны, господин главный конюший, и нам прекрасно известно, кто добился ее удаления от двора. Во всяком случае, я говорю не с вами… Что касается меня, ваше величество, прибавила она, вновь обращаясь к королеве, — то хотела выразить нашей государыне чувство нашего почтительного уважения и сказать…
— Мы в этом не сомневаемся, — перебила ее королева. — Я очень любила мадемуазель д'Отфор и ей это было известно…
— Ваше величество хочет сказать, что больше не любит мою внучку?
— Полноте, что за странная мысль? Благодарю вас за ваш визит, графиня, я была очень рада вас видеть, — явно нервничая, торопливо сказала королева. — Госпожа де Мотвиль! Поддержите, пожалуйста, госпожу де Ла Флот и проводите ее до кареты! Она выглядит усталой, и, я полагаю, ей лучше как можно скорее вернуться домой!
С удивленным возмущением графиня смотрела, как к ней приближается белокурая молодая женщина. Она улыбалась, но ее необыкновенно живые глаза при этом рыскали по сторонам. Несмотря на то, что прошло много лет, графиня узнала ее, так как видела ребенком, когда та уже состояла в услужении королевы и входила в своеобразный конвой, который увозил в изгнание герцогиню де Шеврез и испанского посла Мирабеля. Тогда она звалась
Франсуа Берто и была племянницей поэта, носящего эту фамилию. Фамилию де Мотвиль — об этом госпоже де Ла Флот пришлось узнать впоследствии — она получила от председателя суда в Нормандии, который был настолько старше своей супруги, что сразу оставил ее вдовой. Поэтому ее недавно снова призвали ко двору, где она заняла привилегированную должность главной горничной королевы.
Не вызывающим сомнений жестом бабушка Мари д Отфор отвела в сторону протянутую ей руку и сказала:
— Благодарю ваше величество за заботу, но ноги у меня еще крепкие. Они принесли меня сюда и смогут донести до кареты! Остаюсь покорной служанкой вашего величества!
Сделав безупречный реверанс, она горделиво погнула гостиную, не удосужившись заметить жест королевы, которая пыталась подать ей руку. Госпожа де Ла Флот была и рассержена, и огорчена. То, что король позволил себе слабость увлечься слишком красивым юношей, было объяснимо, хотя попытка Людовика XIII призвать Мари скорее походила на просьбу о помощи, но то, что королева попала в западню, устроенную кардиналом, было уже слишко.
— Король прав, — пробормотала она в ту минту, когда выезжала в карете из ворот дворца. — Королева — женщина неблагодарная, да, неблагодарная. Придется внушить Мари, что надо придерживаться линии поведения предков и прежде всего служить королю! Но сначала попытаться с ним помириться…
Поэтому госпожа де Ла Флот, вернувшись в монастырь, тотчас написала управляющему замке Кретей, дав ему указания насчет ремонта дома, в к тором через месяц она намеревалась провести н сколько недель. И только после этого она отправилась к Сильви.
Она нашла Сильви в большой новой церкви Богоматери ангелов. Сидя в части нефа, отведенной гостям и немногим пансионеркам монастыря, Сильви со слезами на глазах слушала хор визитандинок, которые, расположившись на клиросе за оградой, приглушенно пели Stabat Mater. Сильви была целиком во власти неизгладимых воспоминаний о том времени, когда, как сейчас считала Сильви, она был счастлива. Она любила Франсуа, Франсуа любил королеву, но к ней, Сильви, относился с заботливо нежностью. Теперь Франсуа больше не любит н королеву, ни ее. Он отвернулся от них и увлекся красивой и опасной женщиной. Но если Франсу будет для нее навсегда потерян, то жизнь Сильви тоже потеряет всякий смысл, всякую привлекательность…
Но эти минуты одновременно приносили Сильвии неожиданное облегчение, ибо это были мгновения небесной красоты. Пламя свечей вспыхивало бликами на серебряных крестах, которые монахини носили поверх строгих черных платьев, украшало нежно-золотистым ореолом профили монахинь, обрамленные белой кисеей и черными лентами, ярко освещая белую стайку послушниц.
Сильви не отрываясь смотрела на послушниц. Она понимала, что ей достаточно сказать лишь слово, чтобы занять место среди них. Может быть, когда-нибудь она и решится произнести это слово, вопреки своему желанию. Монастырь ведь тоже был гаванью спасения, а Сильви так устала от изгнаннической жизни! Она даже не имела права вернуться на Бель-Иль в полюбившийся ей дом, потому что, по словам Мари, подручные Лафма высадились на остров, чтобы испортить его чудесный пейзаж. Но самое тягостное заключалось, наверное, в том, что она находится совсем близко от маленького особняка на улице Турнель, где живет Персеваль де Рагенэль, и не может туда пойти! Там ее настоящее пристанище, единственное место, где она хотела бы жить после долгих месяцев, проведенных вдали от Дома, но ей запрещено там показываться, чтобы не подвергать его опасности… Неужели все-таки ей придется принять решение, которого от нее все ждут.. Разве Франсуа не заявил со всей жестокой откровенностью, что, кроме монастыря, не видит для нее другой судьбы? К тому же она, если станет монахиней будет недосягаема для врагов, но ее, по крайней мере, сможет навещать крестный и беседовать с ней без всяких опасений.
Сильви, подняв голову, посмотрела на высокий купол, где уже сгустились вечерние тени, куда, казалось, устремлялась Богоматерь — над главным алтарем висела картина, изображающая Успение Богоматери во славе, — и подумала, что сейчас для ее слабых сил Небо поистине недосягаемо так же, как в давние дни, когда она была совсем маленькой девочкой, ей казалась недосягаемой башня замка Пуатье в Вандоме… И прежде чем поставить ногу на первую, ступеньку лестницы Иакова, она еще должна подумать. Сильви уже собралась уходить, когда к ней I дошла госпожа де Ла Флот, села рядом и взяла руку.
— Похоже, дела наши обстоят лучше, чем я думала, — прошептала старая дама. — Хотя они принимают весьма неожиданный оборот, давайте поговорим о вас. Что вы думаете об этом монастыре?
— Что те, кто в нем живет, одухотворены дыханием Бога… Но это не моя дорога, это не моя жизнь!
— И не моя! Однако я спрашиваю вас о другом: считаете ли вы, что можете прожить здесь какое-время и не умрете от скуки и не примете постриг безделья?
— Больше всего я хотела бы снова увидеть крестного. Поэтому я и решила ехать с вами ею; иначе меня устроил бы любой монастырь, чтобы исполнить приказ герцога де Бофора.
— Перестаньте говорить глупости и выслушайте меня! Вполне возможно, что скоро Мари будет жить в доме, которым мы владеем в Кретей. Больше ни о чем меня не спрашивайте…
— Король снова хочет ее видеть, — утвердительно произнесла Сильви. — Мари, конечно, невозможно забыть.
— Вероятно, это и так, но королева, видимо, рассудила иначе. Итак, в ближайшие дни вы увидите вашего крестного, а может быть, и герцогиню Вандомскую — я навещу ее перед отъездом. Но вы должны обратиться с просьбой принять вас в послушницы. Только в этом случае вы будете под надежной защитой. Вас это ни к чему не обязывает, и вы можете покинуть монастырь в любое время, если только не проживете в нем более двух лет, — прибавила она, заметив протестующий жест Сильви. — Если вы станете послушницей, я буду спокойна за вашу жизнь. Вы согласны, дорогая Сильви?
