— Замолчи, Барнабас, — Рон встал между нами — воплощенная решимость, хотя и ростом ниже жнеца. — Я скажу свое слово, и Накита поправится. Назад тебя не впустят, а у меня полно работы. Оставайся с Мэдисон. Постарайся, чтобы с ней ничего не случилось. И держи язык за зубами! — Глаза его стали почти черными, в них смешались тревога, огорчение и… неуверенность. — Ты понял? Я не сумею ничего уладить, если ты вмешаешься. Держи рот… на замке.
Образ Накиты, выгнувшейся от боли, ее распростертые белые крылья, ее крик всплыли у меня в памяти. Я ранила небесного ангела. Кто же такой Барнабас? С кем я проводила ночи на своей крыше?
Я испуганно смотрела, как Рон вышел из здания, добрался до солнечного пятна и исчез. Я обернулась к Барнабасу и вжалась в сиденье, когда он зарычал от злости и плюхнулся на соседний стул, между бровями на сердитом лице пролегла складка. Он сидел не шелохнувшись, даже не моргал.
— Она пыталась меня убить, — сказала я. — И Джоша! Она собиралась…
— Отвести тебя к Кайросу. Ты уже говорила, — резко оборвал он.
Чувствовалось, что ему немного страшно. Не я пугала его: он боялся за себя. И не собирался держать язык за зубами, как велел Рон. Я вздрогнула.
— Так много религий, Мэдисон, — сказал он, — и всего одно место для упокоения. Она хотела вернуть тебя на ту тропу, с которой ты сошла, украв амулет Кайроса.
— Накита не из ада, — неуверенно проговорила я и почувствовала, что бледнею. — Это ты оттуда.
Барнабас резко выпрямился.
— Я? Нет. — Он покраснел, словно от смущения. — Не из ада. Я даже не знаю, есть ли он, помимо того, который мы сами для себя создаем. Но я и не из рая… теперь. Я ушел, потому что был не согласен с серафимским предопределением. Они не впустят меня назад. Никого из нас, светлых жнецов, не впустят. — Он выдохнул сквозь стиснутые зубы, почесал висок. — Надо было раньше тебе сказать, да стыдно было.
— Но ты же светлый жнец! — ошарашенно сказала я. — Свет — это добро, тьма — зло.
Барнабас сердито посмотрел на меня.
— Свет — это открытый человеческий выбор. Тьма — это тайное предопределение серафимов и никакого выбора.
— Ух ты! Приятно такое узнать! — воскликнула я. — А почему никто не позаботился сказать мне об этом раньше?! — добавила я опустошенно, испуганно, но с легким облегчением — ведь Барнабас все-таки не из ада, его просто выставили из рая. Есть разница, верно?
Медсестра выглянула из дверного проема и тут же исчезла, решив, что я расстроена из-за Джоша, а не из-за маленькой неувязочки со светом и тьмой.
Мысли Барнабаса явно где-то витали.
— Я не понимаю, что делает Рон, — сказал он будто про себя, глядя куда-то вдаль и совершенно не замечая, что я окончательно потеряла самообладание. — Я верю в выбор, но после того, что случилось… Ты хороший человек, Мэдисон, и нравишься мне, но ты загнала в Накиту черные крылья. Это… ужасно. Может быть, серафимы правы. И тебе нужно отправиться туда, где следует быть. Может, судьбе и есть место в мире. А сражаться с ней — только делать еще хуже.
Где мне следует быть? Дома с папой или мертвой непонятно где? Я сглотнула. Не меня же из рая выгнали.
— Так случайно получилось.
— А то, что ты научилась становиться невидимой, — тоже случайность? — с нажимом спросил он. — И то, что ты с помощью этого знания разрушила власть Накитиного амулета над собой? А то, что она прошла сквозь тебя — тоже случайность? Или судьба? — Он задумчиво покачал головой, и темные кудри снова непослушно рассыпались. — Нужно было раньше догадаться, что он замышляет. — Глаза жнеца сузились. — Я все не могу поверить. Не хочу верить.
У меня пересохло во рту. А что замышляет Рон? Барнабасу что-то известно, и, клянусь, я это выясню.
— Барнабас, — начала я, но на столике приемной зазвенел телефон, и медсестра подошла взять трубку. Садясь, она ободряюще улыбнулась мне, давая понять, что с Джошем все в порядке. Или по крайней мере не становится хуже. Я растерянно откинулась на спинку стула и, услышав хруст, вытащила из волос сухой листок. Подержала его в руке и положила на ближайший столик. А я и в самом деле хочу знать правду? Да. Хочу.
Набираясь храбрости, я смотрела на подол Барнабасова плаща, лежавшего на тусклом ковре, и гадала — может, это и есть замаскированные крылья? Мысли снова переметнулись к тому, как Рон оттащил от меня жнеца на школьной стоянке и как совсем недавно велел ему держать язык за зубами, чтобы он сумел все уладить. И это ужасное чувство, когда Рон положил руку мне на плечо, стараясь успокоить.
— Барнабас, — прошептала я, — что Рон от меня скрывает?
Подняв глаза, я увидела, как он стиснул зубы:
— Это не мое дело.
Мое сердце в страхе екнуло и остановилось.
— Ты же хочешь мне рассказать. Еще на школьной стоянке хотел, и сейчас. Если веришь в выбор, то расскажи, чтобы я выбрала правильно.
Его взгляд упал сначала на мой амулет, а потом встретился с моим взглядом, и я вздрогнула.
— Рон скрывает от серафимов, кто ты, и вводит тебя в заблуждение, чтобы изменить соотношение сил между роком и выбором, — решительно заявил Барнабас. — Этим он, похоже, и занят.
— Он же сказал, что уже говорил с ними! — возразила я, но засомневалась: — Вводит в заблуждение? Зачем?
Не сводя с меня глаз, Барнабас тихо сказал:
— Ты — новая хранительница времени, Мэдисон. Темная.
Я ошарашенно заморгала и воинственно заявила:
— Ничего подобного!
Барнабас не стал со мной спорить, а лишь горько улыбнулся.
— Я же говорил, есть причина, по которой мы не можем соприкасаться мыслями. — Его взгляд остановился на моем амулете. — У тебя амулет темного хранителя времени. Будь по-другому, наши резонансы были бы близки, и мы сумели бы разговаривать мыслями, но мы на разных сторонах спектра. Рон это знает. Рон все знает. Только ничего не говорит.
Я потянулась к черному камню, но опустила руку.
— Может, у нас ничего не получилось, потому что я мертвая?
Барнабас отвернулся и тяжело вздохнул.
— Ты сумела завладеть амулетом хранителя времени только потому, что ты и есть хранитель времени.
— Нет! — воскликнула я. — Я сумела им завладеть, потому что я человек.
Он покачал головой:
— Ты смогла коснуться его, потому что ты человек, но обрела над ним власть только потому, что ты есть ты. Ты сама научилась отрешаться от амулета и при этом по-прежнему управлять им. Ты подчинила себе Грейс, дала ей имя, которое связало ее и отменило указания Рона. Ты восходящий хранитель времени, Мэдисон, один из двух, рожденных в этом тысячелетии и способных выдержать бремя времени.
Я уставилась на него, чувствуя, как по спине ползет холодок ужаса. Я? Темный хранитель времени? Я не верю в судьбу. Он, наверное, ошибается.
