Проучившись первые три месяца, Рита поняла, что студенты
четко делятся на две группы. Первую составляли молодые люди из
среднеобеспеченных семей. В колледж они пришли, осознанно сделав выбор, хотели
овладеть понравившейся профессией, устроиться в приличное место, хорошо
зарабатывать. Другая категория учащихся была приведена родителями, денежными
мешками, решившими заставить своих отпрысков заниматься хоть чем-нибудь. Пусть
лучше на дизайнера учатся, лишь бы не бегали безостановочно по клубам, не
употребляли стимуляторы и энергетические напитки. Естественно, богатенькие
Буратино могли отдать своих «Митрофанов» в любой вуз, хоть в тот же МГУ, денег
на репетиторов и взятки в семьях хватало. Только ведь выгонят чадушек после
первой сессии, мало поступить, надо еще и заниматься наукой, а из колледжа
никого не вытуривали, некоторые девушки «учились» вместо двух семь лет и в
результате получали совершенно ненужный им диплом.
Рита принадлежала к первой половине, перед ней стояла
стратегическая задача получить профессию и начать зарабатывать, поэтому Семина
прилежно посещала лекции и практические занятия.
Как-то раз к ней подошла однокурсница Анжела Лихова и,
перекатывая во рту жвачку, сказала:
– Слышь, дай конспект списать!
Лихова учебой не заморачивалась, являлась на занятия к
третьей паре и откровенно, безо всякого стеснения, зевала на глазах у
преподавателей. Сокурсники Анжелу не слишком любили, она была заносчива, груба,
обожала хвастаться обновками и всячески подчеркивала: я богата, а вы чмо.
Но Семина не была вредной, поэтому она спокойно протянула
лентяйке тетрадь:
– На.
– У-у-у, сколько, – занудила Анжела, перелистывая
страницы, – это что, целиком перекатывать?!
– Ну не так уж и много, – ответила Рита.
– Ага, хорошо тебе говорить, – надулась Лихова, –
готовенькое имеешь!
Семина вытаращила глаза и хотела сказать, что это
«готовенькое» тщательно конспектировала на лекциях сама, но тут вдруг Лихова
воскликнула:
– А че вот тут почерки разные?
– Я двумя руками писала, – улыбнулась Рита.
– Как это?
– Правая устала, вот и взяла ручку в левую.
– Вау! Прикольно.
– Я в детстве на катке упала, – пояснила Семина, –
и кисть сломала, пришлось учиться здоровой писать, чтобы от класса не отстать.
Анжела стала накручивать на палец прядь волос.
– Послушай, – заявила она, – перепиши мне конспект
левой рукой. Препод не врубится, он же наши почерки не знает.
Семина сначала растерялась от такой наглости, а потом
рявкнула:
– Некогда мне, сама постарайся, да имей в виду, я всего на
два дня тетрадь дать могу.
– Ну пли-из, – заныла Лихова.
– Ты что, офигела?
– Ну помоги мне.
– Сказано же, не могу.
– Я болела.
– И что из этого?
– Поэтому лекции пропустила.
– Объясни это в учебной части.
– Справки от врача у меня нет.
– Отстань.
– Вредина!
– Но почему я должна за тебя пахать?
– Так не даром же! Вот, гляди.
Лихова вытащила из пакета коробку, раскрыла ее. Рита
невольно вздохнула, внутри были очень красивые, модные, дорогие туфли.
– Папахен подарил, – пояснила Анжела, – во дурак!
– Почему?
– Размер не мой. Ты какой носишь?
– Тридцать седьмой.
– Подойдут, меряй.
Семина хотела сказать, что ей не нужна обувь, но руки сами
схватили изумительные туфли из натуральной кожи. Анжела оказалась права,
лодочки пришлись впору.
– Отлично, – заявила Лихова, – перепишешь лекции,
получишь тапки! Даром! Я продать их хотела, но тебе так отдам, за конспект. У
меня обуви как грязи, папахен еще припрет. Во идиот, никак размер запомнить не
может, урод!
Рита провела бессонную ночь и получила обновку. После этого
случая Анжела стала частенько эксплуатировать Семину: то велит сделать за себя
курсовую, то доклад написать. Расплачивалась Лихова всегда одинаково: носила
шмотки, новые, с бирками, очевидно, родители не жалели на наглую доченьку
денег.
Потом Анжела разоткровенничалась, рассказала, как ловко
вертит «бросившими» ее предками.
– Папахен бабла отвалит, – смеялась она, – я к
мамахен иду. Та тоже расщедрится, правда, последнее время они шмутярой
отделываются, но и ей применение найти можно.
Чем откровенней становилась Лихова, тем меньше она нравилась
Рите. Семина была очень довольна, когда, получив диплом, ушла на работу. Лихова
осталась в колледже, несмотря на бесконечную помощь Риты, Анжеле не удалось
вовремя завершить курс наук.
Месяца через три на Риту начали сыпаться несчастья. Сначала
заболела мама, да так тяжело, что дочке пришлось, бросив все, дежурить в
больнице, иначе Вера Николаевна могла не выжить.
В конце концов Рита вырвала мать из когтей смерти, но в
каком виде: безгласную, неподвижную, практически не реагирующую на
действительность.
Не успела Семина привезти маму домой, как случилась новая
беда: девушку уволили с работы.
– Нам нужны старательные сотрудники, – заявила
управляющая, – а у тебя сплошные отпуска за свой счет.
– Извините, у меня мама больна, – попыталась
оправдаться Рита.
– Будешь теперь около нее спокойно сидеть, – мерзко
ухмыльнулась директриса, – а у нас не богадельня.
Вот когда Рита поняла, почем фунт лиха! Деньги испарились
мгновенно, исчезли, словно кусок льда при пожаре. Маме требовались дорогие
лекарства, памперсы, хорошее питание, и Семина начала продавать вещи. В конце
концов положение стало безнадежным. Веру Николаевну нельзя было оставить одну,
а чтобы зарабатывать деньги, Рите требовалось выйти на службу, значит, для
матери нужно найти сиделку, но за услуги платят, а чтобы получать деньги…
начинай сначала.
В какой-то момент на девушку навалилась такая черная тоска,
что она всерьез стала задумываться о самоубийстве. Если прыгнуть с пятнадцатого
этажа, проблемы разом кончатся! Удерживала ее от непоправимого поступка только
мысль о беспомощной маме.
В тот момент, когда Рита окончательно пала духом, ей
позвонила Лихова и спросила:
– Ты где работаешь?
Семиной ужасно не захотелось говорить однокурснице правду, и
она соврала:
