– Право, не стоит.
– В дурацкое положение тебя поставила, – не унимался
хозяин.
– Хорошо, что все разъяснилось и вы более не подозреваете
меня в желании соблазнить Юлю, – улыбнулся я.
– Ой, да вы уже немолодой для такого дела, – схамила
осмелевшая хозяйка.
Евгений засмеялся.
– Да это все мама моя, вечно ей дурь мерещится, решила, что
к Юльке мужик шляется, ну мы и придумали проверить, так ли это, я про Мурманск
соврал…
Юля сжала кулаки и прикусила нижнюю губу, а Женя как ни в
чем не бывало продолжал:
– Не успел я поговорить с Юлей, как та маме Люську сплавила,
ну и…
– Я чиста, как слеза младенца! – взвизгнула наглая
изменщица.
Воображение мигом нарисовало картину: толстенький малыш
размазывает по пухлым щекам комья сажи, из глаз крошки льются черные слезы, при
взгляде на которые сразу можно определить степень «чистоты» Юли.
– Но, увидев тебя, Ваня, я тут же понял: волноваться не о
чем! – закончил Женя.
Мне отчего-то стало обидно.
– Почему?
Женя потер короткопалые ладошки.
– Ну… всему дому известно, что ты не по бабам, типа,
импотент или голубой, мне, Вань, без разницы. Я не из тех, кто пидоров
расстрелять хочет, даже руку тебе подам спокойно и чаем угощу. И потом, ты
одетый в шкафу стоял! Ха-ха! Юлька голая, а мужик при всем параде, ведь мог бы
к соседке и в халате шмыгнуть! Кстати, а это чей прикид?
Сарделеобразный палец Жени, украшенный чудовищным золотым
перстнем с пудовым бриллиантом, указал вниз. Я перевел взгляд на ковер и
вздрогнул: на полу валялся шлафрок Сергея, рядом стояли его тапочки. Юля
побледнела и принялась быстро икать.
– Этта чье? – повторил муж, глядя на жену, как черепаха
Че на воблу.
– Мое, – живо отреагировал я, – хоть апрель, да
холодно, вот и пытаюсь согреться.
Произнеся эту фразу, я нагнулся, схватил темно-бордовый
махровый халат и мигом накинул себе на плечи.
– А тапки? – не успокаивался хозяин.
– Тоже мои.
– Ты ж в ботинках?
– Ну да, – я начал изворачиваться, словно червяк,
прижатый к земле лопатой, – верно, я в штиблетах, но ведь нехорошо в
уличной обуви по чужой квартире ходить! Поэтому я сунул ноги в тапки!
– В туфлях?
– Да, – рискуя выглядеть идиотом, согласился я.
– Чего же в одних шлепках не пришел?
– Право, невоспитанно демонстрировать голые пятки, поэтому я
сначала нацепил мокасины, а уж на них тапки, дабы не попортить ваш паркет.
– Жень, ты пойдешь Че искать? – дрожащим голосом
напомнила Юля.
– Ага, – засуетился муж, – бегу вниз.
– Па, и я с тобой, – попросила Люся.
– Нет, – отказал ей отец.
– Возьми уж ее, – вздохнула Юля.
– Ладно, пошли, – смилостивился родитель, – давай,
Ваня, с нами!
– Спасибо за предложение, но я не закончил домашние
дела, – мигом открестился я от продолжения забавы и, неся на плечах халат
Мамонова, а на ногах его тапки, гордо удалился домой. Пусть теперь Юля сама
разруливает ситуацию, надеюсь, Сергей не начнет чихать до того, как Евгений и
девочка покинут квартиру.
* * *
На следующий день, около одиннадцати утра, тщательно изучив
карту Подмосковья, я отправился к платформе Пролетово.
Путь оказался неблизким, гнать «Жигули», как Марина свой
джип, я не мог. Моя машина, увы, сделана в России, живет на свете не первый год
и успела обзавестись старческими болячками. Но в конце концов я добрался до
нужного места и начал осматриваться. Конечно, ночью пейзаж выглядит иначе, чем
днем, но кое-какие приметы остались, допустим, та же платформа.
Я вылез из машины, подошел к полуразвалившейся лестнице и
стал подниматься по ней, удивляясь безобразному состоянию, в котором находится
станция. Ну почему никто из пассажиров не возмущается? На покореженных
ступеньках можно запросто сломать ногу. Да и перрон выглядит отвратительно,
похоже, тут ни разу не убирали мусор, нету скамеек, и отсутствует всякий намек
на билетные кассы, да и людей нет.
– Молодой человек, – раздалось снизу.
Я повернул голову: у подножия лестницы стоял сухонький
аккуратный старичок с сумками, из которых высовывались пакеты и банки.
– Слушаю вас внимательно, – улыбнулся я.
– Простите, это ваша машина?
– Да, а она вам мешает? Сейчас уберу.
– Что вы, что вы, – испуганно сказал дедушка, –
просто я подумал: коли вы на авто прибыли, тогда порядок, но если, паче чаяния,
поезда ждете, то он тут давно не ходит.
– Почему же? – спросил я и начал осторожно спускаться
по выщербленным ступеням.
– Понимаете, – охотно пустился в объяснения
дедуля, – тут, чуть поодаль, раньше, при Советах, завод был секретный, на
оборону работал. Так вот, чтобы людям на службу легче попасть, ветку к нему от
основной «железки» бросили и платформу построили. Несколько раз в сутки
«кукушечка» ходила, по расписанию. Одну смену привезет, другую оттянет к той
станции, что для всех. Иначе б народу пять километров пехом переть. Хоть и
принято сейчас коммунистов ругать, только они ведь и хорошее делали. Сегодня же
никого не интересует, сколько времени тебе до станка переть, скажи спасибо, что
рабочее место нашел. Верно?
Я кивнул и направился к «Жигулям», дед не отстал, он
последовал за мной, выплескивая кучу неинтересных мне подробностей.
– Потом развалилось предприятие, вроде его иностранцы купить
пытались, да наши не согласились. Как же! Военная тайна! А о людях они
подумали, о простых рабочих? Всех выставили, поселок умер, правда, дома до сих
пор остались, вон за водокачкой одни бедолаги живут, те, кому деваться некуда,
вот я, например. И где продукты купить? Только в Москве! Никого ничего не
волнует… Горбачев… Ельцин… Путин… льготы… бу-бу-бу-бу.
Послушав пару минут для порядка разволновавшегося старичка,
я отключил слух и стал машинально кивать, навесив на лицо приветливую улыбочку.
Жизнь с Николеттой научила меня простому фокусу: хочешь остаться в живых после
общения с маменькой, никогда не спорь с ней, лучше всего, вырубив систему связи
с внешним миром, включить автопилот кивания.
