— Если не ошибаюсь, он женат на принцессе из Бурбон-Пармского дома? — рассеянно бросил император, глядя в заметаемое снегом окно.
— Так точно. Все тот же источник докладывает, что эрцгерцог весьма не жалует немцев и неоднократно высказывался против войны. Наш человек полагает более чем вероятным, что Карл рассматривает возможность сепаратного мира с Францией как весьма желательный выход из создавшегося положения. Вероятно, он ищет пути для переговоров через братьев своей жены. Они сейчас в Бельгии…
Николай молча поглядел на докладчика. Франц-Иосиф казался ему чем-то вечным, нерушимым, словно египетские пирамиды, и потому разговоры о прекращении войны в устах его очередного едва оперившегося наследника представлялись эфемерными мечтаниями. И что с того, что Карлу было двадцать семь, а Францу-Иосифу — восемьдесят пять? Император в Вене, а эрцгерцог в Перемышле. Если начнется штурм, пули и осколки, возраста спрашивать не будут.
— Ну что ж, — нарушил молчание государь, — это весьма занятно. Однако же говорить об искании мира его высочеством пока рано. Подождем того дня, когда эрцгерцог Карл взойдет на престол. Пока же я бы хотел выяснить у вас, что это еще за беспорядки вчера случились в столице? Когда генерал Джунковский чуть свет доложил мне о них, я было решил, что это социалисты в очередной раз захотели напомнить всем нам о десятой годовщине тех весьма трагических событий…
— Да, увы, 9 января исполнилось десять лет, — печально вздохнул Орлов. — Как быстро летит время.
— Но потом мне сообщили, — продолжил император, — что там были вы, Владимир Николаевич, и Старец, и еще мой флигель-адъютант, полковник Лунев.
— Можете прибавить к этому списку барона Врангеля, заместителя командира полка конной гвардии, а также взвод жандармов и эскадрон конногвардейцев.
— Так что все же произошло? — с недоумением произнес Николай II.
— Контрразведка ловила австрийского шпиона, который не весть как пробрался в дом ротмистра Чарновского в Брусьевом переулке и прятался там. Тут ни с того ни с сего прибыл Распутин и потребовал отдать этого самого шпиона ему. Полковник Лунев отказался. Распутин стал угрожать расправой. До этого он также угрожал расправой барону Врангелю и жандармскому поручику Вышеславцеву, который состоит под началом полковника Лунева.
— Бог весть что! — нахмурился Николай II. — Старец кому-то угрожал?
— Ну да, сначала он хотел выкинуть барона Врангеля, поскольку желал занять ту самую комнату, которую прежде уже занял сей доблестный полковник. Потом набросился на жандарма, затем на контрразведчика. Я бы сказал, что Григорий Ефимович вчера продемонстрировал явные признаки сильного душевного расстройства. Быть может, это, конечно, не мое дело, но… Возможно, Старца и самого бы следовало… — князь Орлов замялся, — подлечить. Он ведь, с позволения сказать, и близ цесаревича бывает…
Император забарабанил пальцами по лежащей перед ним на бильярдном столе карте Галиции. Произошедший намедни скандал выглядел на редкость нелепым и можно было не сомневаться, что утренние газеты преподнесут его во всей красе. Да еще и раздуют непомерно, сочинив притом целый воз небылиц. Как это все некстати! Нелегкая понесла туда Распутина, да и Орлова вместе с ним!
— А вы-то что там делали, любезнейший Владимир Николаевич? — сурово хмурясь, спросил император.
— Ваше величество забывает, что я тоже конногвардеец. — Князь Орлов поправил усы указательным пальцем. — Полковое братство имеет свои законы. Вне строя мы все равны, все друзья и соратники. Впрочем, о чем я говорю — вы же сами шеф нашего полка!
Так вот, на днях ротмистр Чарновский сообщил, что барон Врангель остановился у него на время отпуска, и при первой же возможности я поспешил встретиться с ним, дабы из уст прямого участника событий услышать о положении дел на фронте. Тем более что, не буду скрывать, у ротмистра великолепная кухня, и сам он владеет кухонным ножом не менее виртуозно, чем саблей. И надо сказать, я прибыл вовремя. Иначе бы к приезду Чарновского на месте дома красовались руины.
— Его, что же, в этот час не было дома?
— Его возлюбленная, госпожа Эстер, известная столичная красавица и прорицательница, нынче больна, и ротмистр возил ее в магнетический салон доктора Фишера. Она и сама, впрочем, слывет замечательной целительницей, но тут уж, — князь развел руками, — себя за волосы из болота не вытащишь!
Государь нахмурился еще сильнее.
— Госпожа Эстер — возлюбленная Чарновского?
— Так точно, ваше величество.
— Того самого Чарновского, которого мой драгоценный дядя считает едва ли не собственным сыном?
Князь Орлов оглянулся и зашептал:
— Должен вам сказать, государь, что они действительно похожи: и ростом, и статью, и в лице что-то есть.
— Полноте, — оборвал его император.
События вчерашнего дня удручали его еще сильнее, чем прежде. При желании несложно было выяснить, кто отдал приказ об аресте госпожи Эстер, а стало быть, и сам он невольно оказывался втянутым в эту пренеприятнейшую историю.
— А что эта госпожа… Как ее?
— Эстер, ваше величество. Лаис Эстер. Спасибо, ей уже лучше.
— Жандармы ее не тронули? — Царь отвел глаза в сторону.
— Я уже имел честь доложить вам, она с Чарновским уезжала и прибыла позже. Когда примчавшиеся из казарм конногвардейцы услышали, что кто-то пытается схватить их командира, они чуть было не затеяли настоящую битву с жандармами. И потому я счел правильным вернуть и тех, и других в казармы.
— Господи, что ж это творится-то в стране? — чуть слышно пробормотал Николай II. — Стало быть, госпожа Эстер на свободе?
— Так точно, ваше величество!
— Что ж, может, оно и к лучшему. Вы поступили верно. — Император, чуть помедлив, взял остро отточенный карандаш и, легко касаясь им карты, начал вырисовывать поверх Дуклинского перевала характерный профиль дяди Николаши. — И вот еще что, Владимир Николаевич, будьте любезны, сообщите полковнику Луневу, что я желаю его видеть. Пусть нынче же прибудет в Царское Село.
Князь Орлов вновь будто бы машинально поправил усы, кажется, пытаясь скрыть улыбку.
— Он здесь, ваше величество. Платон Аристархович очень настаивал, дабы я нынче поставил его дежурным флигель-адъютантом при канцелярии. Я не усмотрел в его просьбе ничего предосудительного и внес его в список дежурств вместо полковника Гартинга.
— Что ж, — Николай II вновь уставился в окно, где стаей голодных волков подвывала январская метель, — тогда пригласите его ко мне.
* * *
Распутин метался по квартире подобно раненому кабану. Все, что попадалось ему по пути, летело на пол, о стену, рвалось в клочья и ломалось в куски. Секретарь боговдохновенного Старца и офицеры его охраны, видя этот приступ буйства, поспешили ретироваться, дабы ненароком не угодить под горячую руку. Григорий рычал от ярости, и пена на его губах была похлеще той, что случается у бешеной собаки. Его жгло изнутри, и как ни силился, он не мог унять эту раздирающую чрево боль.
