— Господин ротмистр! Господин ротмистр! — В фехтовальный зал вновь вбежал давешний инструктор.
— Ну что еще? — недовольно прикрикнул фехтмейстер.
— Там к вам какой-то японец.
— Что ему нужно?
— Он говорит, что является мастером клинка в своей стране. Что он много слышал о вас и почел бы за честь скрестить с вами оружие.
— Не сейчас, — стягивая колет и вручая его вахмистру, бросил конногвардеец. — Как-нибудь в другой раз.
«Опять японец. Что за напасть?! — про себя отметил Лунев. — Их в столице ныне, быть может, от силы человек двадцать, но такое впечатление, что они везде и повсюду!»
* * *
Император постукивал свернутой газетой по столешнице так, будто пытался убить ею невидимую муху.
— Ваше Императорское Величество! — произнес генерал-адъютант, без лишних слов чувствуя раздражение государя. — Позвольте начать доклад?
— Доклад? — рассеянно переспросил самодержец. — Ах да, конечно… Впрочем, ответьте мне, голубчик, вы читали утренние газеты?
— Так точно!
— И эту тоже? — Николай II через стол бросил свежий номер «Русской вести».
— В первую очередь.
— Что можете сказать?
— Канальи, ваше величество!
Император выжидательно поглядел на суровое лицо начальника военно-походной канцелярии, на мундирную грудь в крестах и звездах и жестко нахмурил брови.
— Это все, князь? Более ничего?! Я, признаться, ожидал большего. Владимир Николаевич, я не говорю сейчас о тех гнусных намеках, которые сей, с позволения сказать, «Честный гражданин», а вкупе с ним и председатель Государственной думы позволяют в адрес моей супруги и просветленного, ниспосланного нам волей божьей Старца. Все это грязная, низкая клевета! Но пусть розысками вышеупомянутого «гражданина» занимается дворцовая полиция. Я же хочу понять другое: каким образом на страницы газеты проник текст секретного документа чрезвычайной важности, о существовании которого в стране знали лишь два человека — вы и я?
— Не могу знать, Ваше Императорское Величество, — отчеканил генерал-адъютант. — Надеюсь, вы не числите изменником меня, ибо надо было оказаться последним безумцем, чтобы передавать кому-либо секретную информацию, являясь едва ли не единственным ее носителем. Но позвольте высказать предположение.
— Что ж, я вас слушаю очень внимательно.
— Я просмотрел цитаты, приводимые в газете, и сравнил их с той запиской, что переводил для вас.
— И что же? — Император свел пальцы в замок.
— В цитируемых отрывках имеется ряд отличий. Такое впечатление, что и статья, и то, что читали мы с вами, государь, — разные переводы одного и того же немецкого текста.
— То есть вы хотите сказать, что в руки господина Родзянко попал немецкий текст? Но такое невозможно! Да и к чему? Абсурд!
— Михаил Владимирович Родзянко, ваше величество, человек горячего нрава, — вдумчиво глядя на царя, начал докладчик. — Если предположить, что германское командование желает вывести Россию из войны, то нет лучшего рупора, чтобы объявить о принципиальной возможности сепаратного мира, как через председателя Государственной думы. Вероятно, около господина Родзянко работает секретный агент кайзера, который ведет весьма тонкую игру. Ведь, несмотря на известное недовольство Михаила Владимировича близостью Старца ко двору, он слывет истинным патриотом и сторонником войны до победного конца. Если скандал с запиской императора Вильгельма всплывет, это может привести к уходу из политики одного из самых популярных среди масс деятеля либерального направления.
— Оно бы и к лучшему. — Николай II скривил губы. — Я помню, Владимир Николаевич, как в июне эти кадеты и, с позволения сказать, либералы голосовали в Думе против увеличения военного бюджета. Патриотом, знаете ли, тоже следует быть вовремя!
— Несомненно, Ваше Императорское Величество. Но то было в июне, а нынче сразу во множестве найдутся крикуны всех мастей, которые скажут, что это мы с вами подсунули Родзянко документ, чтобы расквитаться за его гневные выступления против императрицы и Распутина.
— Господи, что за несчастье?! Что за испытание быть государем! Вот они, плоды тех свобод, которые были мной дарованы народу! — устало покачал головой Николай II. — И что же, народ, как и прежде, безмолвствует, зато бесчинствует кучка болтунов, возомнивших себя солью России!
— Именно так, ваше величество, — продолжал генерал-адъютант, — но, увы, с этим приходится считаться. Если теперь разгорится скандал, то немцы, к радости своей, добьются ухода одного из своих злейших врагов в Думе и, кроме того, очередной атаки либеральных кругов против вас.
Император молча потянул к себе газету, аккуратно сложил ее, разорвал на части и бросил на стол.
— И что, Родзянко так популярен среди этих, — император поморщился, — господ?
— Весьма популярен, ваше величество, — подтвердил докладчик.
— Но ведь такие эскапады нельзя оставлять без ответа.
— Так точно, государь. Если позволите, я нынче же обдумаю план действий и завтра, в крайнем случае послезавтра, изложу его вам.
— Что ж, действуйте!
(Из донесения от…01.1915 г.)
…Тактическая операция «Кошкин дом», разворачиваемая в русле общего стратегического плана, вошла в завершающую стадию. В ближайшие дни ожидаю прибытия Шатуна в столицу. Собранный по именному приказу Н. Н. личный состав запрашиваемых мною групп проходит доформирование в рамках развертывания 6-й армии генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Прошу ускорить подготовку аутентичных документов по прилагаемому списку в связи с необходимостью их скорейшей проводки через канцелярию Военного министерства.
Фехтмейстер
Сверкающий черным лаком и никелем автомобиль с имперским орлом на дверце, взревев мотором, двинулся прочь от фехтовально-гимнастической школы. Лунев хмуро глядел в окошко на серый утоптанный снег, стараясь отвлечься от преследующих его мрачных предчувствий.
— Неужто не понравилось? — глядя на дорогу, поинтересовался атаманец.
— Да, превосходно, — невпопад бросил Платон Аристархович, не желая вдаваться в суть происходившего.
— А я тут нынче давешнего самурая видел. С мечом. Зыркает, шо по карманам шарит.
— Да, — опять не в лад бросил полковник.
До Дворцовой площади ехали молча. В кабинете Лунева уже ждал изнывающий от нетерпения коллежский асессор Снурре.
— Я вам тут такое принес! — едва увидев входящего контрразведчика, радостно заговорил он, сопровождая слова взмахами зажатого в руке пенсне в золотой оправе.
— Что же? — много суше, чем ожидал полицейский, спросил Лунев.
— Я понял, что фамилия Чарновский мне попадалась уже пару лет назад по одному делу. Но хотел себя перепроверить. Знаете, всякое бывает.
