Я потряс головой, опять меня унесло невесть
куда на лихом коне раздумий. Зоя умерла от страха, шока, ужаса – называйте как
хотите. Чего испугалась женщина? Меня? Естественно, нет, она ведь сама привела
«призрак» в дом, ее до смерти, простите за идиотский каламбур, поразило
светящееся существо, маячившее у занавески! Кто это? Игорь, выбравшийся из
Аида?
[2] Ум отказывался верить
подобной версии, но глаза-то у меня зоркие, я отлично видел выходца с того
света.
– Ну, ты как? – спросил Макс, входя на
кухню.
– Ничего, – пожал я плечами.
– Ладно, – кивнул Воронов. – Павел
тебя сейчас отпустит.
– Кто?
Макс кашлянул.
– Разве он не представился, когда начал
беседовать с тобой? Павел Юркин.
– Ах да, – спохватился я, – он
говорил, конечно, просто из головы вылетело. А что он тебе рассказывал?
Макс вытащил сигареты и начал пересказывать
мне свою беседу с неряхой. Не успел приятель замолчать, как зазвонил мой
телефон, я вытащил трубку и буркнул:
– Слушаю.
– Нельзя ли повежливее! – капризно
воскликнула Николетта. – Небось валяешься в кровати и читаешь ерунду! А я
достучаться до тебя не могу! Знаю, знаю, как обстоит дело! Смотришь на дисплей,
видишь, что звонят из Чехии, и намеренно не отвечаешь. Вот как! Сослал меня в
дом престарелых…
Я машинально закивал головой, стараясь особо
не вслушиваться в ехидные замечания маменьки. Николетта в ударе. Дом
престарелых! Сильное выражение!
Пять дней тому назад маменька укатила в Карловы
Вары пить минеральную воду, промывать печень и почки. Я искренне надеюсь, что
на всемирно известном курорте родительницу избавят от застоявшегося избытка
желчи. Обычно маменька возвращается из Чехии благостная, и я имею целых два
месяца относительного спокойствия: тридцать дней, которые она проводит на
водах, и столько же, когда Николетта прибывает назад в Москву.
Но в нынешнем году все пошло наперекосяк.
Начнем с того, что отель, где Николетта останавливается много лет подряд,
закрылся на ремонт, и мне продали путевку в другую гостиницу. Маменька, услыхав
новость, поджала накрашенные губы и процедила:
– Понятно! На пять звезд денег нет, предстоит
жить в мусорном бачке.
Никакие объяснения на Николетту не
подействовали, я с пеной у рта увещевал ее:
– Вот, смотри, путевка дороже, чем в прошлый
раз. Гостиница новая.
– Фу! Неизвестное место.
– Номер из трех комнат. На втором этаже.
– Ясненько! Апартаменты располагаются над
кухней, весь запах поползет в мою спальню.
В конце концов я потерял терпение и
воскликнул:
– Ты же там ни разу не была, отчего столь
уверена, что гостиница плохая?
Николетта пригвоздила непочтительного сына
взглядом к полу.
– Я это чувствую, – заявила она, –
весь отдых пойдет насмарку, после напряженного, нервного года я не получу
никакой релаксации.
И вот теперь, оказавшись в Чехии, маменька
трезвонит постоянно и каждый раз начинает разговор с фразы про тяжелый год. Мне
остается лишь удивляться, о каких нервных переживаниях идет речь: Николетта не работает,
спит до полудня, потом ездит по магазинам и таскается по гостям. Определенное
напряжение она испытывает лишь в бутиках, когда пытается найти такую сумочку,
чтобы Кока, Мака, Люка, Зюка и иже с ними лопнули от зависти.
– Вава, – раздался в ухе визг, – ты
слышишь? Отель стоит на мусорной куче, по коридорам ходят крысы! А постояльцы!
Фу! Никакой интеллигентности! Понаставили на парковке «Бентли» с шоферами. Тут
вчера одна заявилась! Из Москвы! Некая Лариса! Привезла с собой собаку
идиотской породы шпиц и трех горничных! Ведет себя просто неприлично! Сидит на
лучшем месте, администратор ее шавке с поклоном кашу подает, а прислуга…
Я вновь попытался абстрагироваться от
разговора, лучше в данной ситуации уйти в себя.
– Это кто? – поинтересовался Макс.
– Николетта, – одними губами ответил я.
Приятель хихикнул и ушел.
– Вава! – циркулярной пилой взвыла
маменька.
– А? – вздрогнул я.
– Ты понял?
– Э… да! Конечно.
– Купишь?
– Что?
– Вава! О чем я только что говорила?
– Гостиница – помойка.
– Дальше!
– Ну… дама с собачкой, нахальная особа!
– Вот! Купи мне ее!
– Тетку? – озадаченно поинтересовался
я. – Но зачем?
– Вава! Не идиотничай! Хочу шпица! Самого
дорогого!
Пообещав разобиженной маменьке собаку вместе с
набором аксессуаров, я наконец-то обрел покой и тут же узрел входящую на кухню
Нору.
– Ваня, – лихорадочно воскликнула
хозяйка, – поехали! Есть дело! Вставай, не жвачься, шевели ногами!
Я покорно потрусил за Норой. Тот, кто имеет в
начальницах властную, авторитарную, бескомпромиссную даму, перешагнувшую за климактерический
возраст, сейчас хорошо поймет меня. Сопротивление приказам подобной особы
бесполезно. Шаг вправо, шаг влево расценивается как попытка к бегству, прыжок
на месте – провокация, конвойные применят оружие. Лучше уж покориться
обстоятельствам.
– Ваня, – рявкнула Нора, подбегая к своей
машине, – вспомни, что у автомобиля есть педаль газа, и воспользуйся ею.
Шурик, по коням!
Мирно смотревший телевизор водитель вздрогнул
и завел мотор, Нора села на переднее сиденье и рявкнула:
– Вперед и с песней! Жизнь слишком коротка,
чтобы тратить ее на стоны, сопли и просмотр телешоу!
Естественно, я приехал домой позже Норы.
«Жигули» передвигаются по столице значительно медленнее, чем последняя модель
«Мерседеса», оснащенная незаконно поставленными «мигалкой», «крякалкой»,
стробоскопами и честно купленным «блатным» номером, состоящим практически из
одних нолей и букв ЕКХ, которые народ расшифровывает: «еду как хочу».
Нора, вопреки ожиданиям, не стала гневаться.
– Садись, Ваня, – почти ласково сказала
она, увидев в кабинете запыхавшегося меня. – И как тебе это дельце?
– Пока никак, – осторожно ответил
я, – да и дела нет.
– Ты не понял суть? – возмутилась
Нора. – Зою убили.
– Вы ошибаетесь, – попытался я
утихомирить Элеонору, – несчастная умерла от гипертонического криза.
