Через пару секунд меня втолкнули в просторное
помещение, тесно заставленное мебелью, в комнате царил полумрак, люстра не
горела, лишь на круглом обеденном столе мерцала лампа под абажуром
нежно-розового цвета, она отбрасывала круг света на чайник, чашки и серебряную
сахарницу. В углу у окна стоял незажженный торшер.
– Вон туда, – ткнула пальцем Зоя в
сторону огромного дубового гардероба. – Держите бейсболку. Текст помните?
– Да, – ответил я.
– Главное, упирайте на необходимость вести
полноценную жизнь.
– Хорошо.
– Выйти замуж, родить ребенка.
– Ладно.
– Пусть прекратит каждый день ездить на
кладбище.
– Понял.
– Незачем рыдать с утра до ночи.
– Ясно.
– Мама, – послышалось из коридора, –
я халат забыла, сделай одолжение, принеси, он в спальне на кровати лежит.
– Ну, чего замерли? – прошипела
Зоя. – Ляля сейчас выйдет, живо полезайте! Иду, дорогая, не стой голая,
посиди пока в ванной.
Последняя фраза явно относилась не ко мне, я
глубоко вздохнул и нырнул в нутро пахнущего лавандой шкафа, предусмотрительно
не закрыв до конца дубовую дверцу.
В узкую щель было хорошо видно стол.
– Может, выпить черного чая? – устало
спросила Ляля, усаживаясь на стул.
– Нет-нет, – возразил голос Зои, – у
тебя будет бессонница.
– Все равно до утра не сомкну глаз, –
парировала Ляля и распахнула халат.
– Немедленно прикройся, – резко велела
свекровь.
– Почему? – удивилась Ляля. – Мне
жарко! Сниму-ка я вообще эту махру, посижу в трусиках.
– Нет!!! – почти заорала Зоя.
– Чего ты так разволновалась?
– Еще простудишься!
– У нас тепло.
– Запахнись. Неприлично обнажаться в гостиной.
Ляля засмеялась:
– Да мы с тобой друг друга никогда не
стеснялись, что сегодня-то произошло?
– Ну, – замялась Зоя, – мы не одни!
– А кто еще здесь? – подскочила невестка
и моментально прикрыла обнаженную грудь не слишком безупречной формы.
Зоя, поняв, что сморозила глупость, начала
выкручиваться.
– Ну… э… Игорь… мне кажется, он тут…
присутствует… да… именно так.
Ляля грустно усмехнулась:
– Ну, мне нечего смущаться мужа.
– Он рядом, – торжественно возвестила
Зоя. – Игорек, думаю, не ошибаюсь, ты ведь в шкафу? Отвечай!
– Мама, – укоризненно покачала головой
Ляля, – похоже, ты решила надо мной…
Тут я сообразил, что пора начинать спектакль,
и, распахнув дверцу, прогудел низким шепотом:
– Здравствуйте.
– Ой, – взвизгнула Ляля, – это кто?
– Я, Игорь.
– Кто?
– Я.
– Ты?
– Да.
– Где?
– Тут, – я старался изо всех сил придать
сцене правдивость, – выхожу наружу, чтобы сказать…
– В шкафу? – обморочным голосом прервала
меня Ляля. – В шкафу??? Но там тебя не может быть!
В голосе вдовы зазвучало невероятное
удивление, потом она вдруг взвизгнула:
– Мама! Смотри, он тут!
– Где? – свистящим шепотом
поинтересовалась Зоя.
К сожалению, я не видел матери Игоря, лишь
слышал ее голос, в котором плескался самый настоящий ужас. Я очень удивился и
подумал, что Зоя не зря увлекается театром, в даме явно зарыт талант гениальной
актрисы. Ведь она отлично знала, что в шкафу сижу абсолютно материальный,
вполне живой я, и сумела изобразить откровенный страх. Не всякая лицедейка
способна тоном передать переживания, чаще всего актрисы корчат гримасы,
закатывают глаза, заламывают руки… У меня сложилось полное ощущение, что в
реальной жизни, не на сцене, а, так сказать, в быту, кривляки ни разу не
испытывали сильных чувств, никаких, ни любви, ни ревности, ни горя, ни
отчаяния, вот поэтому-то и рвут картинно волосы, полагая, что именно так
следует поступать в стрессовой ситуации. Но на самом деле ужас сковывает
человека по рукам и ногам, на драматические жесты и патетические высказывания
сил у вас не хватит. Из всех средств общения с себе подобными останется лишь
голос, который изменится до неузнаваемости, и Зоя сейчас великолепно поняла
это, право слово, в ней пропала Сара Бернар.
– Игорь… – протянула мать.
Я открыл дверцу и вышел наружу. Увы, я не
обладаю нужными способностями трагика, хорошо хоть могу реально оценить свои
возможности, и поэтому не начал сейчас вздымать руки вверх и выть замогильным
басом. Нет, я просто раскрыл рот, кашлянул и выдавил из себя:
– Милая Лялечка!
– Мама! – взвизгнула вдова и повернулась
в мою сторону. – Мама! Это он!
Я вздрогнул, ей-богу, не ожидал, что женщина
столь испугается, Зоя уверяла меня, что невестка вроде как привыкла
«встречаться» с Игорем и не станет впадать в ступор, просто выслушает
напутствие мужа и беспрекословно выполнит его, но сейчас ситуация начинает
развиваться совсем не так, как предполагалось! Ляля, похоже, испугана до
крайности. Впрочем, и Зоя по непонятной причине испытывает оторопь.
Мать Игоря уставилась на меня, разинув рот.
Учитывая то, что пару минут назад она лично привела в гостиную «привидение» и,
вручив ему кепку, велела лезть в шкаф, такое потрясение дамы выглядело более
чем странно. Хотя я уже убедился в актерских способностях хозяйки, наверное,
сейчас она старается ради невестки.
– Это ты, – еле выдавила из себя Зоя,
глядя на мою фигуру, – ты?
– Ну да, – ответил я.
– Кто? – не успокаивалась Зоя. –
Назовись!
Я сначала растерялся, мы же договаривались
вести себя иначе, но потом подумал, что Зоя по непонятной причине внесла в
сценарий «пьесы» изменение, решил подыграть ей и, понизив голос до максимума,
прогудел:
– Игорь! Я пришел к Ляле, хочу сказать:
кабанчик…
– Нет, – вдруг заорала вдова, – нет!
Сгинь! Уйди! Рассыпься! О-о-о! Нет, нет! Он же там! Там! Там! Мама, скажи, что
около шкафа пусто. Ма-а-ама-а!
Крик Лялечки, звенящий, словно натянутая
струна, взметнулся вверх, в потолок, и закончился обрывками всхлипов. Зоя
подняла тонкую белую руку, ткнула ею в сторону занавешенного тяжелыми
портьерами окна и выдохнула:
