– Ушел, скотина! – поделился наболевшим Лис. – Верст десять я его гнал, а все-таки ушел.
– Кто? Куда? – спросонья не понимая, о чем идет речь, напрягся я.
– Ты там шо, дрыхнешь?! – возмутился Сергей. – Джанибек, конечно! Как татары врассыпную бросились, я ему на хвост упал, шо налоговая. В смысле, лягавая. По лесу, по пересеченке, хорошо шли. Избушка, шо танк, по буреломам скакала. А как он на дорогу выбрался, так звездец котенку и приснился.
– Что-то случилось со Жмуриком?
– Да шо с ним случится, разве что конины объелся. Не о том я. На большаке Джанибеков арабчак избушку на раз-два-три сделал. Была бы связь, я бы бабусю вызвал дорогу перерезать. А так… – Лис досадливо вздохнул. – Хорошая засада вышла. Засадили по самые не балуйся, а только все мимо.
– Ничего себе мимо. Настоящий огненный мешок.
– А все равно их до хрена ушло, – грустно признался Лис. – Это ж шо те тараканы. Чуть мы грюкнули – они врассыпную, гоняйся за каждым, как Бобик за хвостом. Парни говорят, под Вязьмой касимовский хан Шигалей стоит. Туда они и свалили. Хан типа московскому царю служит, но только кто ж отличит касимовского татарина от крымского. А может быть, и того хуже: разбежались здесь степняки, а верст через двадцать соберутся, да у самого Серпухова и навалятся.
– Предупрежден – значит вооружен, – высокопарно заявил я.
– Ну, если ты имеешь в виду предупреждения об отключении газа, света и воды, которые я каждый раз по возвращении нахожу в своем почтовом ящике, то мой дом – в точности Брестская крепость. Ладно, просыпайся. Солнце уже высоко. А мне еще ребятам сказку надо сочинить, откуда здесь эдакая группа поддержки образовалась. Они небось не меньше татар шуганулись, когда я по лугу на избушке рассекал. Да и летающая дворничиха – тоже зрелище не для слабонервных.
– Погоди, – остановил я Сергея.
– Ну, шо еще?
– На пиру с пьяных глаз Иван Грозный пытался мне поведать что-то важное о шапке Мономаха.
– По голосу чую – попытка не удалась.
– Так и есть. Количество алкоголя в крови оказалось несовместимым с адекватным восприятием окружающего мира. Но когда он спросил, в чем суть мономаховой шапки, а я заявил, что она есть залог права Рюриковичей на царский титул, он такую физиономию состроил, будто я ему сообщил, что солнце всходит на востоке…
– А шо, это действительно важно?
– Насколько я помню курс истории дипломатии, Иван Грозный первый из русских правителей настойчиво требовал в обращении к себе именно царского титула. Сохранилась обширная переписка русского посольства с английским королевским двором по поводу этого титулования. Уж не знаю, что было в голове у нашей тауэрской приятельницы, но Ивана она норовила обозвать то «рекс», в смысле, король, то «магнус-дукс» – великий герцог. Даже «губернатором» как-то обозвала, правда, по отношению к одной Сибири. А тут вдруг: цесарские права – ерунда, византийские корни – по боку, зато есть нечто ТАКОЕ…
– Какое ТАКОЕ? – с сомнением поинтересовался Лис.
– Не знаю, – сознался я. – Но Иван Грозный за это «такое» готов был простить Якоба Гернеля, если тот вернет ему похищенный головной убор.
– В натуре дело в шляпе, – хмыкнул Лис. – А может, это он по пьяной лаве напел?
– Возможно, – вздохнул я. – Но скорее, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Ладно, иди сочиняй сказку. А я попробую разобраться со здешними былями и небылицами.
Два стрелецких полка, да полтыщи сабель поместной дворянской конницы, да опричная сотня Генриха Штадена отправлялись из Москвы к Новгороду, некогда Великому, дабы оружной рукой извести укоренившиеся там мятеж и крамолу. Багровые кафтаны стрелецкого войска длинной чередой тянулись по пыльной дороге подобно кровавой реке, в которой рыбьей чешуей высверкивали лезвия бердышей. Мы ожидали прохода войск, поскольку иной дороги в северные уделы Руси не было. На этой же и воробью негде было сесть из-за всадников, пешей рати и обоза.
Перед самым отправлением в казарменном дворе Александровской слободы ко мне подошел Генрих, хмурый и, казалось, чем-то раздраженный.
– Царь велит мне следовать вместе с войском. Вам же в спутники дает одного из моих остолопов.
– Наш план под угрозой? – стараясь казаться не на шутку встревоженным, осведомился я.
– Ну уж нет. – Сотник нервно дернул уголком губ. – Этого я Ивану не позволю. Слушайте меня внимательно и запоминайте. При вас стражем назначено быть Никите Пораю. Вы его уже видели. Такая себе дубина стоеросовая с синими глазами. Он еще на карауле у покоев Якоба Гернеля стоял, а затем вас на площадь водил.
– Да-да, я помню.
– Силы в нем на четверых, а вот умишка, пожалуй, и на одного маловато будет. Когда час придет, его можно не жалеть. – Опричник коротко чиркнул пальцами по горлу. – С вами еще челяди пяток душ едет. Коли что передать нужда случится, есть промеж них один, Устин по имени. Что ему скажете – он птицей до меня донесет.
– Запомнил, – кивнул я.
– А пока, в дороге, вы с Никишкой ссор не затевайте. Пусть себе вас сторожит. Душегубов в тех краях много, а на него глядючи, всяк дурак задумается против вас козни строить.
Штаден положил руку на эфес сабли:
– И помните, чуть что – я неподалеку.
Теперь войско шло на Новгород. Я смотрел на эту движущуюся массу вооруженных людей, идущих в кровавую битву, и вспоминал совсем другие времена иного мира. Точно так же шли по направлению к Изборску новгородские полки, спеша подчинить своей воле последнего из князей Труворичей. Тогда именно Новгород был собирателем городов русских и оплотом российской государственности. Здесь, да и в нашем мире, все складывалось по-иному.
Новгородские земли, торговавшие с Ганзейским союзом мехами, медом, а пуще всего, доспехами – знаменитыми на всю Европу бронями, – немало обогатились и не слишком чтили ни московского царя, ни самое Русь. Этот обширный северный край видел себя вполне самостоятельным государством и был готов посылать в столицу Руси малую долю своих доходов в обмен на военную помощь в случае вражеских набегов. Как говорится – ничего личного, только бизнес. Долгое время эта малая толика новгородских богатств составляла изрядную часть государственного бюджета Московии, и ее великие князья нехотя мирились с таким положением дел. Они слали туда воевод и не вмешивались в дела торговой республики.
Конец могуществу столицы русского севера наступил в годы правления Ивана III, деда нынешнего государя. Этот великий правитель, положивший конец ордынскому владычеству, вовсе не желал терпеть своеволия в вотчинах и дединах. И город пал под копыта московской конницы. Лучшие люди его были либо казнены, либо высланы подальше от родных очагов, богатства их разграблены. Но даже того, что попало в казну, хватило на первые годы строительства русского государства.
