Колонтарево – небольшое село в пяти верстах от Санкт-Петербурга в сторону Царского Села – было облюбовано Институтом для российской резидентуры. Его хозяин, служивший где-то при дворе, числился масоном высокого посвящения и в имении своем устроил масонский храм, главной тайной которого была, конечно же, камера перехода.
Мы уже выехали за заставу, когда дядя, открыв глаза, позвал своего камердинера:
– Питер, я пробуду в Колонтарево недели две, не меньше. После операции надо будет прийти в себя. Ты поедешь вместе с Вальдаром.
– Но, ваша милость... – попробовал было возразить Редферн.
– Не спорь, – прервал его лорд Джордж. – Здесь очень суровый лекарь, тебя ко мне и близко не подпустят, а Вальдару ты сейчас нужнее. Ты Россию знаешь, да и в жизни повидал немало. Если что – выкрутишься. Питер, я тебе поручаю своего племянника. Ты знаешь, у меня нет детей и он мне как сын. Береги его.
Мне было грустно слушать эту прочувственную речь. С одной стороны, меня не могли не тронуть его слова, с другой, я понимал, что Редферна необходимо куда-то спровадить. Объяснять фокусы с исчезновением хозяина, словно броши в руке Калиостро, будет, пожалуй, тяжеловато.
– Это мой приказ, – завершил монолог лорд Баренс. Он застонал и, забывшись, откинулся на подушки.
– Слушаюсь, ваша милость, – с явной неохотой ответил преданный слуга.
Вот наконец указатель на столбе оповестил нас, луп что мы въезжаем в Колонтарево. Многоголосый лай собак, извещавших местных жителей о нашем приезде, позволил мне насчитать дворов до семидесяти. Господский дом отделялся от села небольшой липовой рощей, посаженной, может быть, лет пятьдесят назад. Аккуратная аллея, ведшая через рощу к воротам усадьбы, была посыпана щебнем, хрустевшим под колесами и щелкавшим по днищу кареты барабанной дробью.
В господском доме не заставили себя ждать. Ворота открылись, едва мы приблизились к ним, и слуги, явно предупрежденные о цели предстоящего визита, уже ждали с носилками в руках.
– Хозяин где? – крикнул я, выскакивая из кареты. Дворня смерила меня взглядом и откровенно промолчала.
– Я спрашиваю, где хозяин? – рявкнул я еще громче. Слуги помогли Редферну уложить лорда Баренса на носилки, но вновь не проронили ни единого звука.
– Не стоит кричать, – услышал я голос громкий и гулкий, как вечевой колокол. – Они все немые. Я хозяин.
Я оглянулся на говорившего. Он стоял на лестнице перед домом, придерживая входную дверь. У него было росту изрядно за шесть футов, богатырское сложение и резко очерченное лицо римской статуи.
– Позвольте представиться. Кавалергардского корпуса капрал и Екатеринославских кирасир капитан Василий Колонтарев. – Он сделал знак слугам внести лорда Баренса в дом.
Ну конечно же, конечно же, «предчувствия его не обманули»! Передо мной был давешний страж кабинета государыни.
– Вот же некстати угораздило, – мрачно произнес он. – Я едва успел с караула смениться. С дежурным прапорщиком насилу договорился, чтобы отпустил, но к утру я должен быть во дворце. Не дай бог, опоздаю, неприятностей не оберешься. Пойдемте, лорд Камварон. Слуги, конечно, немые, но в масонский храм мы его с вами понесем сами. Не хватало еще, чтобы они на камеру перехода наткнулись.
Слуги капитана Колонтарева в полной тишине пронесли лорда Баренса через дом, спустились в подземелье и поставили носилки возле стены, сложенной из грубо отесанных каменных блоков. Резидент сделал им прощальный жест рукой, и они, толкая друг друга, опрометью бросились вверх по лестнице так, будто последнего надлежало принести в жертву невиданному чудовищу, живущему за стеной.
– Грубый камень есть символ внешнего мира – мира профанов, – произнес резидент. – И его надлежит обрабатывать. – Он подошел к стене, надавил на один из блоков, тот повернулся, демонстрируя скрытое металлическое кольцо. Конечно же, Колонтарев за него потянул, и, конечно же, стена мягко повернулась вокруг оси, только где-то в ее глубине послышался звук уходящей вниз железной цепи. Мы внесли лорда Джорджа в потайной храм, и дверь так же мягко затворилась за нами. – Вот видишь, – продолжал хозяин поместья, – здесь стены неотесанны, как и снаружи, но потолок поддерживают квадратные колонны из отшлифованного камня. Это символ ученичества.
Помещение, следовавшее за «прихожей», было покрыто матерчатыми драпировками и, что самое противное, имело потолок, заставлявший нас идти, согнувшись в три погибели. Освещено оно было более чем скудно: под потолком висел металлический треугольник с тоненькими свечечками по углам.
– Свет трисиянный, – пояснил мой «экскурсовод». Картинка, представшая моему взору при трисиянном свете, имела характер явно медицинско-кладбищенский: в одном углу был расположен черный стол, украшенный парой берцовых костей и непременным черепом. Глазницы черепа мерцали голубовато, очевидно, подсвеченные горящим спиртом. Здесь же находились песочные часы и раскрытая книга, судя по толщине, то ли поваренная, то ли Библия. Из противоположного угла на нас взирал гренадерского роста скелет с табличкой на груди. «Ты сам таков будешь» – гласила надпись на ней. Что ж, спорить с подобным утверждением было затруднительно, уже сейчас я чувствовал в себе что-то родственное этой человеческой арматуре. Оставшихся два угла, конечно же, не нарушали единство стиля. В каждом из них пристроилось по гробу, правда, один из них был гостеприимно распахнут, а во втором уже пристроился полуразложившегося вида мертвяк, судя по отсутствию запаха, явная фальшивка. «Здорово они тут веселятся, – подумал я. – Стивен Кинг отдыхает».
– Труден путь добродетели, – ни с того ни с сего брякнул Колонтарев.
– Да я и не спорю. А уж с носилками в руках и подавно.
Мы покинули кладбищенскую залу и стали спускаться еще ниже по скользким ступеням.
– Вы это что, специально? – Мой тяжкий вздох мог бы разжалобить стены.
– А как же! – обнадежил меня проводник. – Уставы гласят: елико возможно, должно теснить путь испытуемого, вести его против всех свирепствующих стихий на испытания духи и воли его.
– Стихии ожидаются? – безнадежно спросил я. Признаться, мысль прыгать с носилками в горящее кольцо или нырять вместе с ними пусть даже в небольшой водопад меня отнюдь не грела.
– Нет, сегодня включать не будем, – покачал головой кавалергард.
– Уж и на том спасибо.
Мы наконец добрались до очередной двери, с вырезанной фосфоресцирующей надписью, прочитав которую я решил повернуть обратно. «Вход воспрещен злому вольнодумцу, рабу пороков и страстей. Для злобных сердцем властолюбцев, сынов неги, сластолюбцев не растворятся врата масонской ложи» – гласила она. Забыли приписать: «Выгул собак запрещен» и «Только для белых». Капрал пнул ногой дверь, она с грохотом открылась, убеждая нас тем самым, что ни к одной из вышеупомянутых категорий людей мы не относимся.
– Вот мы и у цели, – прокомментировал резидент. – Кстати, посмотри: круглые колонны и стены из полированного камня – символ мастерства.
