– Здесь мы подходим к самой странной части истории Бетси Чедлэй. По слухам, курсирующим при дворе, месяца два тому назад, быть может, чуть более, стареющая красавица прошла полный курс омоложения у известного мага и великого копта, магистра всего и вся, ну, в общем, у самого Калиостро. Результат, как ты видишь, превосходит всякие ожидания.
– Такое возможно?! – недоумевающе глядя на Баренса, пробормотал я.
Тот пожал плечами:
– Жить в мире, не веря в то, что считается общепризнанным, крайне неблагодарное занятие. Я знаю, что у нас там, за зыбкой стеной этого мира, – он сделал неопределенный жест рукой, словно причисляя нас к воинству ангелов, – в лабораториях проводятся опыты подобного рода: кто-то что-то блокирует в гене, и организм перестает стареть, а еще есть клонирование, силиконы, золотая проволока под кожу. Кстати, говорят, подобным методом пользовалась еще доброй памяти царица Клеопатра. Для меня же все это непроходимые джунгли. Сегодня понятно только одно. Всякий просвещенный человек знает, что омоложение – процесс непростой, трудоемкий, но вполне возможный. И Калиостро в этом самый большой спец. Бетси Чедлэй тому прекрасный пример. И не она одна.
– Кстати, дядя Джордж, я все забываю вам сказать, что доктор, который лечил меня в Кале, был именно граф Алессандро Калиостро.
– И ты молчал? – нахмурился лорд Баренс. – Мой мальчик, запомни, о подобных людях надо докладывать, даже если их появление на первый взгляд ничего не значит или же обусловлено естественным ходом событий. Их появление всегда что-нибудь да предвещает. Это аксиома. Ты что-нибудь слышал из того, что он говорил?
– Да... Пожалуй, да... – Я мучительно напряг память, стараясь получше вспомнить все происходившее в каюте во время визита доктора. Но надо сказать, данный им отвар отнюдь не способствовал усилению моей памяти. – Он едет в Петербург, кажется, через Митаву... По-моему, вы очень интересуете его. И еще, – я замолчал, перепроверяя в уме правильность моих наблюдений, – он разговаривал с леди Чедлэй так, – я запнулся, подбирая слова, – будто они не просто близко знакомы.
– Ну, это-то как раз понятно. Я думаю, после омоложения связь у них более чем тесная.
– Прошу прощения, милорды. – Питер Редферн, невозмутимо чинный, словно эталон английского камердинера, возник рядом с нами, будто фигура все отмеряющего времени на башенных часах городской ратуши. В руках у него был инкрустированный золотом небольшой складной столик черного дерева. – С вашего позволения, час завтрака. – Он установил передо мной свою поклажу и дал знак одному из дожидавшихся команды слуг принести второе кресло для лорда Баренса.
Приказание было выполнено молниеносно, и спустя мгновение он уже оглашал список блюд, выстраиваемых перед нами на столешнице.
– Поросенок, жаренный по-французски а-ля Пьерфон с арахисовым соусом, куропатка с артишоками и верченые куртусаны с чесноком и грецким орехом по-ангулемски...
Похоже, предлагаемое нам меню ограничивалось только площадью стола, а впереди еще ждал десерт и карта вин. Я с ужасом представил себе пьяного толстяка, страдающего сахарным диабетом, тяжело переваливающегося вниз по трапу в сиятельном Санкт-Петербурге, и эта картинка меня не порадовала. Полагаю, что Калиостро, выписывающий мне эту диету, имел в виду нечто другое. К тому же перехваченные мною взгляды матросов, бросившихся по команде капитана подбирать стаксель, навели меня на мысль, что обзаводиться брюхом, пожалуй, рановато. И уж, во всяком случае, небезопасно. Однако пока что голодный бунт на яхте, казалось, не намечался, и мы продолжали свою трапезу, сопровождая ее неспешной беседой.
– Итак, мой мальчик, – вещал лорд Баренс, довольный сытным завтраком и тонким букетом вин, – я хочу рассказать тебе о масонах. Быть может, это и не лучшая тема для разговора за завтраком, но это будет тебе полезно, раз уж нам придется иметь с ними дело. Должен сразу предупредить, что всемирный масонский заговор, о котором голосят разного рода умники, на мой взгляд, абсолютный бред.
– Как и нападение Джон Пол Джонса? – поспешил вставить свою шпильку я.
– Полноте, дорогой племянник, – усмехнулся лорд Джордж, отмахиваясь от моего замечания. – Здесь совсем другое дело. Вся беда или же, наоборот, счастье в том, что ни масоны, ни уж тем паче приписываемые им собратья иудеи не способны прийти к единому мнению даже по самому малому, самому ничтожному вопросу. Заставь их обсуждать количество лучей звезды Давида и можешь мне поверить: те, кто будет настаивать на шести, останутся в меньшинстве.
Масонов много. Действительно, очень много. В наш век, прости, в наш восемнадцатый просвещенный век, для цивилизованного человека не быть масоном почти то же, что не уметь писать. С тех пор как Вольтер вышел победителем из схватки с Всевышним, с тех пор как он сделал его немодным, масонские ложи – единственный путь духовных исканий для большей части мыслящих людей. Кстати, в ложу «Девять Сестер», которую осчастливил своим членством вышеупомянутый Вольтер, входит еще ряд людей, чьи имена пока что неизвестны, но скоро им суждено загреметь по всему миру.
– Например?
Лорд Баренс посмотрел на солнце сквозь золотистое шенонсо, игравшее в хрустальном бокале:
– Не правда ли, дивный цвет? – Он пригубил вино и замолчал, вслушиваясь в его вкус. – Прекрасное вино! Чуть больше солнца, чем в Англии, чуть другая земля, и в результате такое прекрасное вино. По легенде, его приготовили для возлюбленной короля Генриха II Дианы де Пуатье, смешав виноград из Анжу и Вуврэ. Говорят, в этом вине один из секретов неувядающей молодости прелестной фаворитки. В шестьдесят лет она пленяла всех свежестью кожи и безупречно округлой формой груди. – Он усмехнулся, возвращаясь мыслью к братьям масонам. – Однако вернемся к нашим баранам. Вы хотите имена? Пожалуйста. Бенджамин Франклин, вы его должны помнить по пятидесятидолларовой купюре, Кондорсэ, Дантон, Камилл де Мулен, там же, кстати, и братья Монгольфьеры. К сведению, Робеспьер, Мирабо и прочие друзья народа тоже в курсе символического значения циркуля и молотка. Да что там, весь командный состав американской армии, начиная от главнокомандующего и заканчивая низшими офицерскими чинами, принадлежит к числу масонов. А то, что уже вошло в историю как «бостонское чаепитие», и подавно совершено в перерыве заседания масонской ложи. Но я повторяю, все это не потому, что такова политика масонских лож, а потому, что легче отыскать негра среди предков английской королевской фамилии, чем немасона среди современных просвещенных людей. Вся их секретность – дым, отчасти ради игры в высокие тайны, отчасти для придания себе значимости, обычно в собственных же глазах. Революционность вовсе не черта масонства. Не верите? Тогда возьмите, к примеру, Пруссию, где одно только упоминание о правах и свободах приводит власть в состояние дикой ярости. Там в масонах, почитай, все дворянство, включая Фридриха II.
– А что же Россия?
– Россия? – переспросил лорд Баренс, как видно, собираясь с мыслями, чтобы получше объяснить положение дел в местах, куда лежал наш путь. – Конечно же, эта зараза не обошла и ее. Насколько я знаю, в Россию ритуалы вольного строительства завез император Петр вместе с другими иноземными диковинами. Понятное дело, я говорю не о покойном муже нынешней императрицы, а его предке. Он же организовал и первую ложу в Кронштадте. Впрочем, там масонство не получило широкого распространения. Вероятно, европейский мистицизм далек славянскому духу, но факт остается фактом, российское масонство в сравнении с европейским и американским – детский лепет. Кучка любопытствующих сановных франтов в ожидании фокусника. Кстати, фокусник, похоже, туда уже направляется.
