– …Когда же бой стих и Сен-Маргетский Аббат стал возвращаться в свое логово, он приблизился к мертвому королевскому полководцу…
– …И узнал в нем своего старшего брата, – проговорил я в тон рассказчику.
– Да! Верно! Вы знали об этом? – недоумевающе поинтересовался капитан.
– Нет. Догадался, – ответил я. – Иначе зачем было бы в начале упоминать о братьях этого пирата? Морской волк глубоко задумался.
– И верно!
– Послушайте, мой дорогой друг. Кто рассказал вам эту поучительную историю?
– Гарсьо де Риберак, трубадур, возвращающийся ныне из Англии на родину.
– Трубадур, – хмыкнул Меркадье. – Ну, эти много чего расскажут.
– Гарсьо утверждает, что провел в плену у Сен-Маргетского Аббата больше года и только чудом спасся, бежав из крепости.
Мне невольно вспомнилась вывеска корчмы в порте Вулидж с акулой, грызущей якорь, и почему-то мучительно захотелось, чтобы на месте этой акулы был наш капитан.
– Так волоки его сюда! – неожиданно для себя рявкнул я.
Шкипер попятился.
– Постой, поманил его пальцем Эд. – Ну-ка покажи, где этот самый остров. Он повернул к нашему собеседнику то, что с очень сильным допущением можно было именовать картой.
– Вот здесь, – едва взглянув на карту, кинул наш просоленный морской волк, тыкая пальцем в какую-то загогулину, которую я бы, наверное, по простоте душевной принял за чернильную каплю, ненароком сорвавшуюся с пера.
– Отлично! А теперь давай сюда своего певца. – Меркадье хлопнул ладонью по карте, накрывая остров и пол-Европы в придачу. – Значит, курс на Сен-Маргет!
Гарсьо де Риберак постучал в дверь нашей каюты вскоре после ухода капитана, но запах ароматических притираний, которыми он щедро умащивал свое тело, травмировал мое слабое обоняние минуты за две до этого.
– Вы позволите? – спросил он. Голос его был тих и нежен. Кожа бела, золотистые локоны густы и шелковисты, а печальный взгляд голубых с поволокой глаз, мерцавших подобно двум сапфирам из-под длинных, слегка изогнутых ресниц, был томен, словно южная ночь. Словом, он принадлежал к той породе мужчин, которых хочется либо переодеть в женское платье, либо с ходу расквасить им нос.
Впрочем, не раз имея возможность убедиться в том, что внешность обманчива, я не торопился с физиономическими выводами.
– Позволю, черт возьми, – громыхнул Эдвар, отрывая взгляд от карты. – Так это ты наплел сказок капитану о Сен-Маргетском Аббате?
– Я, ваше сиятельство. Только, видит Бог, это не сказки.
– Постой, – перебил я. – Дай-ка мне. Любезнейший, – обратился я к красавчику, удивленно взиравшему на нас. – Давай по порядку. Как ты попал в плен к пиратам?
– С позволения вашей милости, – трубадур испытующе поглядел на меня, ожидая реакции на титулование. Он явно не знал, с кем его столкнула судьба, и, похоже, очень боялся попасть впросак.
Я молчал, ожидая продолжения рассказа.
– Вашего высочества, – недовольно поправил его коннетабль.
– О, извините, ваше высочество, я и в мыслях не имел…
– Мне повторить вопрос? – прервал я галантерейного певца, понимая, что сейчас мне на голову грозит излиться поток куртуазностей, подобный тропическому ливню.
– С позволения вашего высочества, покойный король Ричард, которому я имел высокую честь быть представленным, решив, видимо, сделать меня счастливейшим из смертных, в несказанной милости своей пригласил меня, недостойного вкушать счастье, коим он меня столь щедро и благосклонно одаривал, к своему блистательному двору, коему не было равных ни в Европе, ни в отдаленных землях Леванта, мужество рыцарей и прелесть дам которого затмевают все, ранее ведомое, дабы я, в меру скромного таланта моего, усладил мелодичным пением слух его благородных придворных…
Эд обхватил голову руками и, завыв, словно волк, мучимый запором, начал раскачиваться из стороны в сторону.
Поистине, все познается в сравнении. После такого паводка бессмысленных витиеватостей рассказ капитана казался лаконичным, как сводка новостей.
«Интересно, – подумал я. – Если бы я остался „вашей милостью“, может быть, он стал говорить менее напыщенно?»
– Выражайся проще! – воззвал я к христианскому милосердию пиита.
– Король Ричард пригласил тебя приехать в Англию и петь там при дворе? Да или нет?
– Да, ваше высочество…
Я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Скорее всего дело обстояло не совсем так, как представлял себе вдохновенный пасынок Аполлона. Зная, как мало времени наш покойный друг Ричард проводил в Англии и помня его любовь к разного рода грубым забавам, можно предположить, что, отобрав самого вдохновенно – нудного из всех трубадуров Южной Франции, король попросту отослал его в Лондон, при этом одним махом открыв прелестному гастролеру все двери королевства и изрядно, я думаю, прибавив тем самым головной боли и несварения желудка диковатым английским баронам.
– Ты плыл на корабле, который захватили пираты?
– Точно так, мой принц. Вы представить себе не можете…
– Могу. Оставим это. Что ты делал в плену?
– Господь, не покидающий страждущих…
– Проще, черт возьми! Или я выкину тебя за борт и ты пойдешь во Францию пешком!
Любимец муз испуганно заморгал, порывисто хватая воздух ртом.
– Продолжим. Ты попал к Аббату? Музыкант кивнул.
– Что ему от тебя было надо?
– Я играл ему и пел, – тихо выдавил он.
– Вот, уже лучше. Он что, любит музыку?
– О нет! Но этот пират изображает из себя большого сеньора. Его все еще именуют Аббатом, но он уж требует от своих гнусных разбойников, место которым…
– Э-э-э! Ты хорошо начал. Я знаю, где место гнусным разбойникам!
– Он требует, чтобы они звали этого грязного борова герцогом де Сен-Маргет.
– Понятно. Он уже сделал себе двор из всякого сброда?
– Вы говорите так, будто вам все ведомо наперед. Вы ясновидящий?
– Нет. Я просто видящий ясно. Итак, вы играли и пели.
– Да, ваше высочество. Каждую ночь этот мерзкий душегуб приводил с собой двух девиц из нескольких десятков, живших у него в плену, и устраивал с ними жуткую оргию, отвратительный вид которой взывал к небесам об отмщении. А я был вынужден играть и петь для них.
У меня больно кольнуло сердце.
– Как ты бежал?
– Однажды совершенно случайно мне удалось увидеть потайную дверь, ведущую из спальни пирата в подземный грот. Там были спрятаны лодка, оружие, запас еды и золото. Очень много золота. В общем, все, что нужно для побега и дальнейшей безбедной жизни. Страх толкал меня на действие. Я вышел в море и, каждую секунду ожидая погони, греб что есть сил. На мое счастье, Господь во всеблагой милости своей сжалился надо мной и к исходу второго дня меня подобрал английский корабль. Вот и вся моя история.
