Дверь мне открыла… Кока.
– Ах, Вава, – заломила она костлявые,
унизанные кольцами лапки, – скажи, ты счастлив?
– Ну… в принципе да, – осторожно ответил
я, не очень понимая, чем вызван интерес ко мне заклятой маменькиной подружки.
Взгляд упал на вешалку, забитую верхней
одеждой, я уловил громкие голоса, доносящиеся из большой комнаты, и удивился:
по какому поводу вечеринка? Я общался с Николеттой утром, и она ни о чем таком
не говорила!
– Вава, какой ты неспешный, – возмутилась
Кока, – ну же, пошевеливайся, дружочек, без тебя никак!
– Что значит «никак»? – поинтересовался
я, поправляя галстук.
– Только тебя и ждем, – засмеялась Кока.
Мне стало совсем не по себе.
– Зачем?
– Сюрпри-из, – противно протянула Кока, и
тут в переднюю выскочила Мака, разодетая в ярко-синее платье, отороченное
розовым мехом.
– Пришел! – подпрыгнула она и забила в
ладоши: – Браво, браво, браво!
Даже учитывая всегдашнюю экзальтированность
Маки, ее поведение слегка настораживало.
– Дорогая, – ледяным тоном заявила
Кока, – оставь Ваву в покое.
– Но подобное случается лишь раз в
жизни, – захныкала Мака, – я просто радуюсь за нашего мальчика!
– Ванечка, – заорала Люка, врываясь в
прихожую, – ей-богу, тебе страшно повезло! Такая радость, мы сразу
приехали! О! О! О! Она красавица!
– Кто? – тупо поинтересовался я.
– Да невеста же, – вновь заскакала Мака,
а потом, как обычно, изображая из себя дошкольницу, засюсюкала: – Класавица,
класавица!
Мою голову будто сжал невидимый железный
обруч, чья-то безжалостная рука принялась закручивать гайки, виски стиснуло.
Невеста? Чья? Что тут готовится?
– Он оцепенел! – констатировала Люка.
– От счастья, – вздохнула Кока.
– Смотлите, смотлите, – кривлялась
Мака, – Ванечка лыдает от ладости!
Цепкие пальцы появившегося Пусика вонзились в
мое предплечье.
– Ванечка, – шепнул мне в ухо
дедок, – поверь, это лучший выход. Я – старый полковой конь, понимаю,
каково тебе сейчас, но мужайся! В конце концов, мы живем на свете для продолжения
рода!
У меня закружилась голова, ноги сами по себе
направились к двери, но вырваться из толпы беснующихся дам было совершенно
невозможно. Меня впихнули в гостиную.
– Ну как? – взвизгнула Люка. – Она
шикарна?
– Ты рад? – Кока ткнула меня в бок
остреньким кулачком. – Ой, мы идиотки! Ведь невеста должна выйти под звуки
марша Мендельсона, мы же все отрепетировали! Пусик, дорогой, немедленно заводи,
и ОНА появится.
– Классно, классно, – засучила ножонками
Мака, – ах, обожаю свадьбы. Может, мне тоже расписаться?
– С кем? – испепелила взглядом не в меру
расшалившуюся подружку Кока. – С кем ТЫ можешь пойти под венец?
– Ну… с Андреем Львовичем, – сбавила тон
Мака.
– Он женат, – напомнила Кока.
– Тогда с Лешей!
– Шофером! С ума сойти!!! – взвизгнула
Люка. – Мака! Это нонсенс!
– Я же не собираюсь с ним жить, –
принялась оправдываться дама, – просто хочется белое платье, фату,
праздник, а потом разведусь.
– Пусик, – возмутилась Кока, –
сколько можно возиться!
– Сейчас, дорогая, быстро только неприятности
случаются, – ответил тот из угла, и тут же под сводами гостиной грянула
торжественная музыка.
Я, презрев все приличия, рухнул в кресло.
– Посиди, Вава, – милостиво разрешила
Кока, – я очень хорошо тебя понимаю, от радости ноги дрожат.
Дверь, ведущая в спальню Николетты,
распахнулась, из нее торжественно вышла стройная девушка в подвенечном платье.
Белый наряд из шелка полностью закрывал ноги, голову укутывала кружевная фата.
Макушку Сонечки, а это, ясное дело, была она, украшали мелкие белые цветочки,
из них же был составлен букет, который невеста держала в руках, затянутых в
перчатки.
Около невесты топтался красный от волнения
Владимир Иванович. Ради торжественности момента он разоделся женихом: черный
костюм, рубашка с кружевным жабо и большой бриллиант вместо бабочки. Парочка
двигалась медленным шагом под звуки отвратительной музыки. Кто сказал, что
мелодия, написанная Мендельсоном, радостная? Для меня она звучала похоронным
маршем, потому что я наконец понял, что тут происходит: официальная помолвка
Ивана Павловича и Сонечки. Ох, чуяло мое сердце, не хотел я идти к Николетте!
Значит, маменька ухитрилась ловко обстряпать дело, ей страстно хочется стать
свекровью богатой невестки! Ну, Иван Павлович, попал, ты, дружок, словно заяц в
бульон. Впрочем, в пословице говорится про кура, но в моем случае замена птички
на длинноухого не меняет расклада. Или петух не птица? Кто он, этот несчастный,
вынужденный существовать в одиночестве среди жирных, глупых куриц? Отчего не
улетает прочь?
Я попытался встать, но морщинистая лапка Коки
резко опустилась на мое плечо, вдавив в кресло.
– Вава, – повелительно и торжественно
сказала дама, – ты же счастлив?
По щеке Коки медленно сползла слеза.
– Она прекрасна! – дрожащим голосом
продолжала она.
Все присутствующие разом зашмыгали носами.
Владимир Иванович вытащил огромный носовой платок с монограммой и прикрыл им
лицо.
– Не верю, – прошептал он, – пока не
верю!
– Вава, – возвестила Кока, –
поднимись и протяни руку невесте.
Глава 14
Я вцепился в кресло, глубоко вздохнул,
задержал дыхание, а потом, словно скатываясь с обрыва в ледяную воду, резко
ответил:
– Нет!
На душе сразу стало спокойно, в гостиной
повеяло свежим воздухом. Невеста выронила букет. Мака быстрее кошки схватила
цветы, перевязанные атласной лентой.
– Ага! – торжествующе воскликнула
она. – Мне следующей замуж идти.
– Неправильно, – запищала Люка, –
букет швыряют в толпу!
– Вот-вот, – изо всех сил сжимая
несчастные розочки, закивала Мака, – их кинули!
– Просто уронили!
