– Итак, меч зовут Катгабайл, – негромко произнес принц, звоня в колокольчик. Две дюжины гвардейцев толпой бросились на меня. Я успел положить троих, но силы были слишком неравны. Меня сбили с ног и стали пинать, как мешок с песком.
– Хватит, он нужен мне живым, – досадливо бросил герцог. Избиение прекратилось.
– Скажи, высочество, – выкрикнул я, вытирая кровь с разбитых губ, – ты не боишься, что тебе придется ответить за это перед владыкой Вестфольда?
– Ничуть, – Оттон был бледен, но держался спокойно, – полагаю, у меня не будет трудностей из-за какого-то колдуна, принявшего обличье доблестного рыцаря Вальдара Камдила.
Это был ловкий ход. Я оценил его.
– Вели трубить начало ордалии. – Лейтонбург повернулся к слуге, замершему у его кресла. Тот поклонился и побежал выполнять приказ.
Глава двадцать четвертая
Не будите во мне зверя! Вам что, не хватает одного меня?!
Кощей Бессмертный
Глаза мои были завязаны, запястья стянуты кожаным ремешком. Под ногами я чувствовал холод каменных плит, над головой слышались возбужденные крики зрителей предстоящего шоу. Неожиданно все голоса смолкли, и густой, зычный голос епископа затянул «Credo».
Наконец молитва была окончена, и в наступившей тишине раскатисто прозвучали слова принца: «Развяжите ему глаза и снимите путы».
Команда была выполнена незамедлительно. Сноп ярких солнечных лучей ослепил меня на какое-то мгновение. Я стоял, растирая затекшие руки, пытаясь что-либо разглядеть. Мне оставалось благодарить его высочество за ту короткую передышку, которую он, сам того не желая, мне дал. Покуда железных дел мастера снимали с меня оковы, а бойкие молодчики из герцогской свиты вязали мне руки ремнями, я хоть немного отошел от полученной трепки.
– Снимите с него все амулеты, – прогремела новая команда Оттона. Я похолодел.
– Не беспокойтесь, господин рыцарь, все будет цело, – послышался тихий шепот у моего плеча.
Я попытался оттолкнуть чужие руки, но вовремя остановился. Это был Арсул. Он держался молодцом, но все же ему было явно не по себе. Начало службы у Лейтонбурга не пахло геройством. Сняв ладанку с локоном прелестной Арви Эмрис, я картинно поцеловал ее и протянул юноше.
– Все! – послышался грозный окрик.
«Что за чертовщина? Его высочество совсем умом подвинулся, или… Но нет, этого быть не могло», – подумал я, снимая символ веры.
– Храни вас Бог, господин рыцарь, – прошептал, отходя, Арсул.
– Начинайте! – В голосе Оттона слышалось нетерпение. Я уже окончательно пришел в себя и осмотрелся. Арена, каменные плиты которой холодили мои ноги, являлась одним из внутренних дворов замка. Галереи над ним были плотно забиты публикой, пришедшей поглядеть на забавное представление. Среди зрителей я увидел множество знакомых лиц. Весь цвет местного общества собрался здесь. Практически все обитатели почетных лож прошедшего турнира, с той лишь разницей, что теперь к ним присоединились еще и те, кто во время него находился на турнирном поле, собрались в этот день в ожидании обещанного зрелища. Среди собравшихся я разглядел Михеля фон Тагеля, барона фон Кетвига, принцессу Матильду, леди Джейн, Бертрана Лоншана, да мало ли еще кого.
От злости я заскрипел зубами и сжал кулаки. Жуткое рычание заставило кровь похолодеть в моих жилах. Я перевел взгляд с трибун туда, откуда доносился рык, и невольно отступил на шаг. Шестеро псарей, едва не бороздя ногами каменные плиты двора, пытались удержать трех огромных лохматых волкодавов, рвавшихся ко мне. Глаза псов горели непримиримой яростью, а слюна, обильно капавшая из их оскаленных пастей, наводила на мысль, что я их первый завтрак на этой неделе.
– Ну нет! – прошептал я. Клокотавшая в груди ненависть, отчаяние, обжигающая сердце злоба, соединившись в один неудержимый поток, нашли себе выход. Так весенняя река, опоенная паводком, сметает на своем пути кропотливым трудом возведенные плотины, так ураган вырывает с корнем огромные деревья и играет с ними, как со щепками, так организм мой, не сдерживаемый более ничем, игнорируя все усилия разума, самостоятельно выбирал форму защиты.
Я отскочил и зарычал. Пурпурные круги, извиваясь и скручиваясь, плыли у меня перед глазами. Какая-то дикая, неведомая сила, поднимаясь из страшных глубин, переполняла каждую клеточку моего существа, взрывая и коверкая ее. Слух и зрение мои стократ обострились, в корне меняя работу мозга. Переполняющая радость: радость боя, радость близкой добычи – была моим единственным чувством.
Трибуны выли, подаваясь назад. Я слышал, как зазвенела спущенная тетива. Нервы одного из арбалетчиков не выдержали такого зрелища. Мне ничего не стоило увернуться, да и что могла эта стрела со своим примитивным железным наконечником. Я вновь зарычал, демонстрируя в оскале жуткую остроту своих клыков. Если бы я мог, я бы непременно рассмеялся. Маленькая стальная звездочка едва заметным метеором летела наперерез стреле. Вот они встретились. Ее обломки упали у моих ног, а звездочка, как нож в масло, вошла в бок одной из моих жертв. От нее сразу же запахло смертью. «Нет, эту я есть не буду», – раздраженно фыркнул я.
Псина между тем повернула голову, чтобы достойно покарать обидчика, и вдруг испуганно завыла, заваливаясь на бок. Этот вой радостной песнью зазвучал у меня в ушах. Я потянулся, выпуская свои длинные, как кинжалы, когти.
Лапы издыхающей псины разъехались на каменных плитах, вытянулись и конвульсивно задергались. Внезапно посиневший язык вывалился из открытой пасти. В остекленевших глазах ее я видел одно лишь чувство – чувство безмерного ужаса. Я любил видеть его. Оно всегда возбуждало меня. Я заурчал от удовольствия и медленно пошел вперед, все ниже припадая к земле, готовясь к прыжку.
Теперь нас оставалось трое. Огромный золотистый леопард, начинающий песнь атаки, и две жалобно скулившие шавки, поджимающие хвосты и молящие о пощаде. Пощаде? При этом слове мне всегда нестерпимо хотелось есть. Даже не есть – чувствовать вкус терзаемой плоти и крови, струящейся из порванных жил.
Неужели это волчье отродье всерьез решило тягаться со мной? Эти жалкие рабы выродков обезьяны, которые и сами испокон веков были моей законной добычей? Я и сейчас слышал их отчаянные вопли. Подождите немного! Только разделаюсь с вашими мерзкими прихвостнями и доберусь до вас.
Я прыгнул. Отточенные когти мои погрузились в мягкое собачье мясо, и клыки сомкнулись на вожделенной глотке. Пасть моя наполнилась горячей кровью. О, этот сладостный вкус!
Внезапно совсем рядом с собой я увидел морду второго пса. «Что! Бунтовать? Ты не желаешь смиренно дожидаться своего часа?!» – я повернулся, отпуская первую тварь, безжизненно рухнувшую у моих ног, и тут же резкая боль обожгла мое правое плечо. Псина, пытавшаяся вцепиться мне в загривок, промахнулась и теперь с остервенением грызла меня, пытаясь отсрочить свою погибель. Я изловчился и, выпустив когти, полоснул ее по морде левой лапой, срывая скальп. Собачьи челюсти разжались, она дернулась, противно завизжала и замерла, глядя в небо остекленевшим взором единственного, случайно уцелевшего глаза.
