Покончив со стражей, я тихо постучал в дверь. Каюта отозвалась каким-то булькающим звуком. Я постучал еще раз.
– Входи! Кого там шайтан привел в такой час?
– Это я. – Я тихо вошел, поигрывая изъятым у стражника кинжалом. Адмирал сидел на горе шитых золотом подушек и курил длинный булькающий кальян. – Не помешаю?
Аль-Сеид вскочил на ноги. Он был безоружен. Мягким кошачьим шагом он начал отдаляться от меня, оттанцовывая к стене, где на богатой шелковой драпировке красовался прекрасный адмиральский меч. Я начал танцевать в другую сторону – туда, где из-под сваленной кучи трофеев призывно, как рука возлюбленной, тянулась ко мне рукоять моего меча. Мы схватили оружие одновременно.
– Ты спрашивал, что сказать султану? – захохотал я ему в лицо, когда наши клинки сошлись, высекая сноп искр. В его черных глазах я явственно читал безотчетный ужас. – Ничего не говори ему!
Скоро все было кончено. Аллах сегодня не был благосклонен к своему Мечу. К великой радости, мне удалось сломать его. Я вышел на палубу, держа окровавленный меч в одной руке и отсеченную голову в другой, и, размахнувшись, швырнул ее за борт. «Дени Манжуа!»
[38]
– Мой голос прогремел, как не гремел никогда ранее, и сияющий меч казался карающей молнией, зажатой в руке. «Дени Манжуа!» – раздалось со всех сторон.
Вскоре корабль был наш. Мы много дней гребли, ведя его на запад, вслед за солнцем. И когда однажды вдали, в туманной дымке, показался берег, мы плакали от счастья, боясь все еще этому верить. Когда же наш впередсмотрящий разглядел кресты на куполах собора, мы пали на колени и возблагодарили Господа за несказанную милость его…
– Вот так все и завершилось, – произнес фон Тагель. – Да вы не слушаете меня, друг мой?!
– Нет-нет. Слушаю внимательно. Так как, вы говорите, звали этого рыцаря?
– Де Сегрен.
– Ну да, конечно. Огюст Гастон де Сегрен.
– Вы знаете его?
– В некотором роде – да. Однако нам пора возвращаться. Скоро совсем стемнеет, а мне как-то совсем не хочется ночевать перед закрытыми воротами.
Глава восемнадцатая
Приятно побеждать любой ценой, пока с тебя не спрашивают цену.
Доктор Фауст
И день грянул. Всю неделю до него город жил турниром. Он был важнее спасения души, важнее всех проблем Гроба Господня, важнее семейных неурядиц и политических интриг. Во всяком случае, для тех, кто в этих интригах не участвовал. А если это было и не так, то все было сделано для того, чтобы так казалось.
О эти роскошные шатры, пленяющие взор яркостью красок, все в золотом шитье, кистях и бахроме. О эти славные гербы и гордые знамена, под возбуждающий шепот толпы реющие над площадью! О фантастические костюмы щитодержателей: все эти львы с оскаленными пастями, готовые, кажется, ринуться в бой; эти грифоны, гордо расправляющие огромные крылья; эти драконы, – одним своим видом наводящие радостную жуть на снующих в толпе детей и молоденьких барышень.
О богатство нарядов, шумные крики зазывал и выступления жонглеров, о эти трубы, звенящей медью пробирающие, кажется, до самых потрохов, о эти кони, разукрашенные серебром и золотом, в шелковых попонах и плюмажах из перьев райских птиц…
И с самого утра праздничная толкотня и разноязыкий гомон гостей, купцов и менестрелей.
Я любил такие дни. Любил заочно, еще задолго до организации нашей конторы и потом, с первого взгляда – навечно со времен первой своей операции.
* * *
С самого утра на канале связи, изображая собой будильник, объявился Лис и радостно заявил:
– Капитан! Ты уже не спишь? Вставай! Кто рано встает, тому Бог дает.
– Мне это не нужно, – недовольно пробурчал я. – Я этим не интересуюсь.
– Командир, я собирался идти в местный пункт обмена свободно конвертируемых валют. У тебя есть какие-нибудь предложения на этот счет?
– Во-первых, чтобы тебя не кинули, во-вторых, чтобы ты оттуда вернулся целым и невредимым.
– И на том спасибо. Кстати, ты не хочешь взглянуть на нумизматическую редкость, которую мне подсунули? Я что-то никак не возьму в толк, что это за монета.
– Ладно, давай показывай свое богатство.
Лис вытащил откуда-то разрубленную пополам монетку и поднес ее к глазам.
Видимая ее часть представляла половинку аверса
[39]
. По всей видимости, монетку разделили строго по осевой линии, если, конечно, такой термин был применим к монетам столь сомнительной округлости. На оставшейся части была видна половинка какой-то фигуры с нимбом, сопровождаемая сбоку крестиком и полустертыми буквами С и В.
– Монета серебряная.
– Ну, об этом я, положим, догадался.
– Что еще? А вот! У тебя есть зеркало?
– Представь себе, нет. Ни зеркала, ни пилочки для ногтей, ни даже пинцета для выщипывания бровей. Сам страдаю, но в спешке сборов как-то позабыл захватить маникюрный набор.
– Лис, я подарю тебе шикарный наборчик по возвращении. Пока же мне нужна лишь отражающая поверхность.
– Так бы и говорил.
Он взял свой посох и обнажил спрятанное в нем лезвие.
– Сойдет?
– Вполне! Поднеси монету вплотную к клинку.
Рейнар послушно проделал требуемую операцию.
– Превосходно, Лис, превосходно. У тебя действительно редкий экземпляр. Это серебряный динарий, так называемый шартрский динарий Пипина Короткого. Годы чеканки 751-768.
– Ничего себе! Это же более четырехсот лет назад!
– Да, занятная штучка. Но больше я пока что ничего сказать тебе не могу.
– И на том спасибо. Когда буду в лавке, вызову. Как там, еще раз, она называется?
– «Красный щит». По-немецки – Ротшильд.
– Ну вот. Так я и знал! Опять иудомасоны. И здесь не обошлось без еврейского капитала! – Он отключил связь.
Вчера, в навечерие, юные оруженосцы устраивали обкатку турнирного поля. Вернувшись с прогулки, мы с фон Тагелем застали состязания в полном разгаре, к немалому огорчению Эда и Клауса.
Конечно, эти бои не привлекали такого стечения народа, как те, что ожидались нынче, но, сказать по правде, здесь было на что посмотреть. Правда, оружие в руках молодых бойцов было легче и безопаснее обычного, а сами бойцы еще не были искушены в тонкостях владения им, но молодость и пламенный задор искупали все огрехи.
И уж конечно, эти превосходные качества были несущественными в глазах юных прелестниц, с замиранием сердца и нежным трепетом следивших за ходом поединков.
