– Так что делать-то, ваша милость? Кони оседланы. Все ждут вашего приказа.
Барон вопросительно посмотрел на меня.
– Друг мой, – улыбка предвкушения интересной интриги заиграла у меня на губах, – в ваших краях водятся страшные лесные разбойники?
– Нет! – гордо ответил славный рыцарь Атакующей Рыси, сопровождая свои слова взглядом беспрекословного победителя. – Последних я развесил вдоль дороги еще перед Пасхой.
«Достойно встретил праздник Воскресения Христова», – усмехнулся я про себя.
– Есть, правда, шайка грабителей, обчистивших на той неделе храм Святого Петра в Мюнстере, но они уже исправляются в подземелье моего замка. Я думаю подарить их мюнстерскому епископу в канун моей свадьбы.
– Ничего, дружище, – обнадежил я барона. – Нет, говоришь, разбойников? Теперь будут.
– То есть как это? – непонимающе воззрился на меня фон Шамберг.
Я сделал ему знак наклониться и зашептал на ухо свой план. Дослушав, барон задорно рассмеялся и дружески хлопнул меня по плечу.
– Ловко придумано! Арсул! – скомандовал он. – Ты, как обычно, едешь со мной. А вы, – он кивнул своему воинству, нетерпеливо ждущему приказа выступать, – следуете за мессиром Вальдаром и выполняете все его команды, как мои. Все понятно?
Как и ожидалось, вопросов не возникло. Впрочем, и не могло возникнуть.
– Меркадье, – скомандовал я, – возьми с собой мешок, моток крепкой веревки и приготовься действовать быстро и решительно.
Было дивное утро. Тысячи птиц, укрывшись в могучих кронах окрестных деревьев, радостным щебетанием приветствовали наступление ясного солнечного дня. Речушка с уже знакомым нам мостом, весело журча, несла свои студеные воды к Везеру, и небольшое стадо оленей, пришедшее к ней напиться, довершало идилличность картины.
Мои спутники, лежавшие в кустах, с болью и хищным зубовным скрежетом глядели на могучего самца-вожака с огромными ветвистыми рогами, бдительно охранявшего покой стада. Первые лучи восходящего солнца золотили его бурую шерсть, придавая животному тот необыкновенно благородный вид, ту грацию, соединенную с силой, которые сделали этого лесного рогоносца одной из излюбленных рыцарских эмблем.
Внезапно вожак насторожился. Четыре молодые оленихи и два самца-двухлетка подняли головы и, прядая ушами, прислушались. Какой-то посторонний звук привлек их внимание, заставив прекратить водопой.
– Едут, – прошептал я, вскакивая в седло. Меркадье дважды свистнул иволгой и прислушался. Откуда-то с дороги отозвался певчий дрозд.
Эдвар Жильбер свел большой и указательный пальцы в круг и вскинул руку вверх: «О'кей».
«Впитывает все, как губка. Способный малыш», – усмехнулся я.
Олени прянули в кусты и понеслись прочь, не разбирая дороги. Послышалось ржание, скрип колес и звон металла. Вскоре на дороге показалась долгожданная кавалькада.
Первым на буланой лошади двигался рыцарь в ало-золотом одеянии. На щите его красовался герб с двумя стропилами, обремененными цветами геральдической розы.
– Доброе утро, Арнульф фон Меренштайн, – тихо произнес я.
Копыта буланого скакуна гулко застучали по бревнам моста. «Понеслась душа в рай!» – Я взмахнул рукой, и по моему сигналу лес ожил. Согнутая ветка тиса с мешочком камней, привязанным к ней, резко распрямилась, как только ослабла веревка, ее дотоле удерживавшая. Послышалось звонкое «бам!». Рыцарь выронил копье и рухнул в воду.
В ту же секунду Меркадье вспрыгнул на козлы и подхватив возницу, отправил его вслед за Меренштайном. Щелкнул длинный бич, и возок понесся прочь, вдаль от разворачивающегося побоища. Два конных лучника из маленького отряда Меренштайна пробовали пуститься в погоню, но безуспешно. Направив Мавра наперерез преследователям, я обрушил на плечо одного из них удар своей палицы и, не дожидаясь, пока второй успеет воспользоваться оружием, стал оттеснять его к кромке берега.
Краем глаза я увидел, как первый мой противник, обхватив плечо рукой, со стоном упал в придорожную траву. Теснимый моим жеребцом, более легкий конь второго противника оступился на склизком берегу и вместе со всадником рухнул в воду.
Моя часть работы была окончена. Остановившись возле моста, я с интересом наблюдал, как люди Шамберга принуждают бросить оружие императорских кнехтов.
Быстро сообразив, что перед ними не разбойники, латники недолго упорствовали в обороне, резонно сочтя более благоразумной почетную капитуляцию. Желание бесплатно и бесславно проливать свою кровь неизвестно за что было напрочь им чуждо. К счастью для них, надо признать.
– Лис вызывает Капитана, – послышался у меня в мозгу голос моего напарника. – Как там у тебя дела?
– Спасибо, ничего. Вот продолжаю расправляться с гарнизоном Ройхенбаха.
– Да? Ну и как успехи?
– Десять пленных. Один раненый. Фон Меренштайн уплыл в неизвестном направлении…
– Капитан, а зачем тебе это было нужно? Ты что, решил устроить небольшую войну?
– Помилуй боже! Не было печали! Но здесь случай особый. Они таки захватили маркизу.
– Да? А как же Бренд, Рон?
– Здесь их не было. Боюсь, что плохи дела.
– А что леди Джейн?
– Я с ней еще не разговаривал. Она с Малышом Меркадье поехала вперед.
– Куда-куда?
– А! Я забыл тебе сказать. Мы тут познакомились с местными парнями. Чудные ребята. Если бы я их ночью не тормознул, они бы, наверное, уже штурмовали императорскую резиденцию.
– Тоже мне декабристы!..
– Ну, как бы там ни было, у нас теперь есть в тылу неплохой замок, человек сорок вполне боеспособных бойцов и один из лучших размахаев здешних мест.
– Да ну?
– Не да ну, а ну да! Ты бы видел, как он меня заставил тут вчера попотеть.
– Что ж, крутой мужик! Уважаю.
– Это правильно. А у тебя что?
– Все путем, Капитан. Этот Лоншан – мировой мужик. Мы тут с ним посидели, как полагается. Выпили за здоровье Папы Римского. Я ему песенок попел. Он меня и спрашивает:
«Куда ты путь держишь?» А я эдак и отвечаю, мол, Германия онастобрыдла, поеду в Англию, послушаю, что там поют.
– А он?
– Он? Он предложил съездить на недельку в Эльзас, а оттуда на корабле вместе с ним махнуть в Британию. Кормежка, выпивка, ночлег за счет фирмы и шесть динариев в день на карманные расходы. А! Каково?
– Умопомрачительно, Лис. Твои гастроли пройдут с аншлагом. Ну а по делу?
– Пока ничего. Этот Барентон ничем себя не выдает. Учтив, обходителен. Разыгрывает из себя любящего родственника.
– Тогда я тебе о нем сообщу пару пикантных подробностей. Во время пребывания в Святой Земле Барентон, а скорее всего его в действительности кличут Джорджем Талботом, состоял в свите Ричарда. Более того, пользовался у него большим доверием. Во всяком случае, он сопровождал посольство в Аламут к Хасану.
