Не успела прислуга вернуться с улицы, как
хозяйка схватила листок и заперлась в спальне, затем весьма неожиданно приехал
Константин Львович, он вбежал в комнату к Руфи, и довольно долгое время оттуда
не доносилось ни звука. Через два часа примчалась экс-мадам Анчарова, ее дочери
и воспитанница. Машу спешно отправили на дачу за якобы забытой там телефонной
книжкой. Но домработница уже успела еще раз сгонять к подземке, купить второй
экземпляр «Трепа» и прочитать статью за подписью Рольф.
Дальше события понеслись, словно бешеная
лошадь. Руфи начали звонить и ломиться в дверь журналисты. Актриса плакала и
безостановочно говорила бывшей жене Анчарова, которая не покидала Гиллер ни на
минуту:
– Наверное, я виновата. Но как мне
следовало поступить? Лиза не сказала Свете правду про отца, я не знала о ее
романе с Константином. Истина выплыла после их бракосочетания, беременность уже
не прервать, пятый месяц шел. Я думала, все обойдется, никто не узнает. Лиза
умерла, она никому, даже Косте не сообщила о рождении девочки, знали правду
лишь я да она. Каким образом журналист дорылся до истины? Я боялась нанести
травму Светочке, если бы она посоветовалась со мной до похода в загс, я мигом
разубедила бы девочку. Но поздно! Ребенок уже шевелился! Я решила, пусть трава
забвения вырастет на могиле тайны, не стану убивать Костю и Свету, никто,
никогда, ни в коем разе не узнает семейной тайны. Господи, как это выплыло!
Наверное, я виновата.
И далее по кругу. Маша ходила по квартире,
прибитая ужасом, соседи во дворе шептались и, не стесняясь, тыкали в
домработницу пальцем. А потом произошло самое страшное, Света покончила с
собой, взяв на тот свет и обожаемого Левушку, следом ушел из жизни Анчаров…
Прислуга замолчала, я тяжело вздохнул. В
принципе Маша не открыла мне ничего нового. О трагедии, случившейся в семье
Анчаровых, рассказал Коэн, вот только я не знал о родственных нитях,
связывающих Гиллер и несчастную Свету.
– Вот оно как, – неожиданно сказала
Маша, – а еще велят думать, что Бог добрый. Нет уж, возьмется кого
извести, в покое не оставит, разобьет, чисто скорлупку. Я от Руфьки ухожу,
устала от ейных капризов. Долго терпела, но таперича терпелка лопнула, и
страшно, аж жуть! Деньги ваши нам пригодятся с мужем, зарегистрируемся, и
смоюсь, еще обвиноватят.
– В чем же вас упрекнуть можно? –
без всякого интереса полюбопытствовал я.
Маша неожиданно сжалась в комок.
– Захочут – найдут, – мрачно
ответила она, помолчала и добавила: – Вон у Руфьки недавно серебряный кубок
сперли из буфета. Вечно она всякую шваль домой пускает, студентов нищих,
актеров из Засранска, тьфу прямо! А те вороватые! Только Руфька их святыми
считает, ищо на меня подумает! Пока-то она пропажи не приметила, а как
сообразит! Чья вина? Машина. Ладно, пойду, покуда она не спохватилась.
Я кивнул:
– Спасибо вам.
– Так деньги нужны, – пожала плечами
Маша, – вы… того… самого… ежели случится чаво, скажите: «Ейная
домработница мне все про Светку растрепала. Откровенная женщина, камней за
пазухой не имеет. Че на уме, то и на языке». Идет?
– Не совсем понял, кому и почему я должен
делать сие заявление?
– А спросит хто, ему и заявьте, –
туманно пояснила Маша, – мне скрывать неча. Руфька в последнее время ваще
опсихела, тишком, молчком, сидит в темноте. Видать, с головой беда. Ей верить
не надоть, а я че знала, то и натрепала, тайн хранить не умею, так и знайте, у
прямых людей двойного дна не бывает, наивность предполагает болтливость…
Оборвав себя на полуслове, Маша вылезла из
машины и вразвалочку заторопилась к подъезду.
Я слегка удивился последнему заявлению
домработницы: на самом деле, человек, обладающий наивностью, не способен
хранить секреты, выбалтывает их не по злобе, а от прямоты характера. Не зря
ведь народ придумал пословицу про простоту, которая хуже воровства. Только Маша
вначале показалась мне именно такой личностью, полуграмотной особой с корявой
речью, и вдруг почти философские размышления!
В специальной подставке, прикрепленной на
торпеде, начал попискивать мобильный, я схватил трубку.
– Иван Павлович, – недовольно
воскликнула Нора, – ты где?
– Во дворе дома Гиллер, уже сел в машину,
скоро буду, – ответил я, мгновенно забыв о странностях в поведении Маши.
– Жду, – коротко бросила Элеонора и
отсоединилась.
Глава 29
Не успел я войти в подъезд, как ко мне со всех
ног бросился охранник.
– Иван Павлович! Ну никак не подходит!
Я вздрогнул.
– Алексей, вы о чем?
– Так мой кроссворд!
– Извините, я не припомню.
– Иван Павлович! Неужели забыли? Такая
важная вещь, – укоризненно продолжил парень, – рассказывал же! Всякие
задания отгадываю, призы получаю, а тут затормозил.
– Средство для закапывания! –
вспомнил я. – Что, никак?
– Неа.
– Лопата, совок, кайло, мотыга…
– Уже пробовал, не то.
– Кирка!
– Мимо.
Я призадумался.
– Ручное или механическое?
– Это как?
– Если обычные приспособления не
подходят, то, может, составители имели в виду экскаватор или трактор?
Алексей подпрыгнул.
– Супер! Не допер сам! Иван Павлович, не
уходите, ща проверю.
Я покорно остался ждать в холле, не прошло и
полминуты, как разочарованный Алексей заявил:
– Снова в пролете.
Мне стало интересно.
– Саперная лопатка.
– Совсем не подходит, – укорил
Алексей. – Два слова нельзя.
– Грабли.
– Они сгребают или заравнивают.
– Вилы.
– Ваще! Кто ж ими землю копает?
Я начал кусать нижнюю губу, увы, не являюсь
специалистом по землеройным работам.
– Комбайн!
– Он пшеницу жнет, – с видом умника
отмел предположение Алексей.
Но я не сдался.
– Еще подобные приспособления есть в
угледобывающей промышленности.
– Они рубят!
– Какая разница?
– Большая, тут задание про
закапывание, – уперся секьюрити.
