Сначала Маша не разобралась, кто есть кто в
развеселой компании, но когда наконец вычислила чужие родственные связи,
поразилась до остолбенения. До Руфи домработница служила у генерала Никонова,
вот там все шло, как у нормальных людей. Вторая жена ненавидела первую, а та
регулярно звонила и требовала от прежней денег на содержание великовозрастного
сына. Тетки постоянно закатывали военному истерики, доводили его до трясучки и
запоя. Вот это было понятно, а тут странные отношения, любовь и дружба.
Наверное, притворяются, все-таки все актрисы. При этой мысли Маша успокоилась,
но потом ей в голову пришло иное соображение: а зачем Анчаров позвал «бывших»
на пир? Мог и не приглашать родственниц! И Света довольна, целуется со всеми.
Нет, эти люди искусства просто развратники, ясно же, что прежнюю жену надо бить
поленом.
После свадьбы Света поселилась у Анчарова, к
Руфи она прибегала каждый день, показывала быстро увеличивающийся живот и
восклицала:
– Точно мальчик. Уже имя придумали,
назовем Левушкой в честь отца Анчарова.
Если же актрисы не оказывалось дома, Света
набрасывалась на Машу, теперь она самозабвенно рассказывала о генеалогическом
древе Анчарова, и домработница узнала, что у Константина Львовича в анамнезе
имелось три супруги. Одна давным-давно умерла, вторая тоже на кладбище, в этих
браках детей не было, зато третья мадам Анчарова родила двух дочерей. Семья развалилась
по обоюдному согласию, Константин Львович до сих пор содержит родственников, а
еще он патронирует приемную дочь. Лето Света планирует провести на огромной
подмосковной даче, в необъятном, старом, столетнем доме, половина которого
принадлежит предыдущей супруге.
– Че, – не выдержала один раз
Маша, – так усе вместе и жить будете?
– Конечно, – с жаром воскликнула
Света, – большая семья – это счастье! Все так хотят мальчика! Скоро уж
Левушка родится!
Маше оставалось лишь вздыхать украдкой,
похоже, у внучатой племянницы Руфи крыша начисто съехала набок, разве это
семейная жизнь? Позор! Света вроде как в гареме.
Кстати, Руфь, пообщавшись со Светочкой и
выслушав очередные восторги воспитанницы по поводу еще не рожденного младенца,
уходила в спальню и надолго оставалась там. Один раз Маша в щелочку увидела,
как хозяйка достала из комода икону и усиленно молится. Ей-богу, все постепенно
лишались ума. Руфь Соломоновна никогда до этого не была религиозной, и потом,
если разобраться в сути вопроса, актрисе следовало ходить в синагогу.
Лева родился больным, когда Света поняла, что
мальчик навряд ли сумеет самостоятельно передвигаться, она впала в истерику.
Вся семья Анчаровых тоже принялась рыдать. Видя столь большое горе, Маша
невольно подумала: «Откажутся от парня, сдадут в приют и забудут». Домработница
считала такое поведение само собой разумеющимся. Света еще молодая, родит
другого, здорового, никто не осудит ее, зачем заботиться об уроде? Маша была
абсолютно уверена, что Светочка поступит именно так, и поэтому, когда Руфь
через месяц после появления Левы на свет сказала Маше: «Изволь нормально
накрыть на стол, у нас сегодня соберутся Анчаровы», – домработница с
облегчением вздохнула.
Вот и славно, семья привыкла сообща решать
проблемы, мальчика собрались отдать государству.
Но вышло не так, как предполагала Маша.
Бледная Света решительно заявила собравшимся:
– Я бросаю учебу и все мысли об
артистической карьере, посвящу себя Левушке.
Домработница ахнула, бывшая жена вскочила с
кресла и бросилась обнимать Светочку.
– Конечно, я помогу тебе.
– Будем приходить каждый день, –
закричали дочери Константина Львовича.
– У меня есть знакомая
массажистка, – оживилась воспитанница режиссера.
Маша уползла на кухню, у прислуги кружилась
голова. Нет, они все психи! Домработница очень хорошо относилась к Свете и
понимала: лучше всего забыть про урода, строить свою жизнь без него, и
родственники обязаны подсказать глупой бабе этот путь. Но они сейчас составляют
планы спасения младенца, которому лучше бы не появляться на свет!
Анчаровы сообща взялись за Левушку. Света села
дома и принялась заботиться о любимом сыне, вокруг инвалида роем вились врачи,
медсестры, массажисты, психологи, воспитатели. Анчаровы покупали дорогие
лекарства, развивающие игрушки, постоянно тормошили мальчика и, что особенно
поражало Машу, считали его нормальным.
Приходя к Руфи вместе с сыном, Света, раздев
его, спрашивала:
– Левушка, хочешь пить?
Ясное дело, тот молчал в ответ, но мать
радостно продолжала:
– Левочка сейчас желает послушать музыку.
Иногда во время беседы с Руфью Света
поворачивалась к безучастно лежавшему на диване тельцу и осведомлялась:
– Как думаешь, бабушка права?
Никаких видимых изменений с ребенком не
происходило, однако мать удовлетворенно кивала и продолжала:
– Молодец, внук должен всегда
поддерживать бабулю!
Чем чаще происходили подобные «беседы», тем
сильнее Маша укреплялась в своем мнении: Анчаровы психи, более того, они
заразили сумасшествием и Свету.
День, когда Лева наконец сел, в семье объявили
государственным праздником, а потом мальчик неожиданно заинтересовался
карандашами, и к нему незамедлительно приволокли преподавателя из
Строгановского училища, тоже явно ненормального. Вместо того чтобы возмутиться
при виде скособоченного двухлетнего малыша с явными признаками дебилизма,
профессор начал сюсюкать и малевать для Левы картинки. Подобное липнет к
подобному, Анчаровы притягивали безумных людей. Самой Маше Лева не нравился,
она брезговала взять его на руки, слава богу, об этой услуге ее никто не
просил. Вокруг Левы было в достатке людей, обожавших целовать, обнимать,
тискать и тормошить жуткого мальчика.
В конце концов Маша смирилась со случившимся и
поняла, что Света, как это ни странно звучит, совершенно счастлива.
Двенадцатого ноября, тот день домработница
запомнила на всю жизнь, ровно в восемь утра в квартире Руфи раздался телефонный
звонок. Искренне удивленная столь ранним вызовом, прислуга сняла трубку и
услышала голос бывшей жены Анчарова:
– Позови Руфь!
Дама была чем-то до предела взволнована,
обычно она вежливо здоровалась и даже справлялась о здоровье Маши.
Хозяйка побеседовала с экс-госпожой Анчаровой,
побелела и приказала домработнице:
– Бегом к метро, купи газету «Треп».
Маша поразилась до глубины души, до сих пор
актриса просматривала лишь «Культуру» и «Литературку», желтая пресса никогда не
интересовала Руфь Соломоновну.