– Верно, Ванечка, – закричала
Деля, – молодец! Я не подумала о заразе. Нико, угости лучше фуа-гра этих
людей с камерами. Кстати, что тут происходит?
Маменька и тетка в разноцветной хламиде,
перебивая друг друга, начали вываливать на Делю кучу информации. Я, знавший
правду о метеорите, был сражен человеческой тупостью и способностью
зомбироваться. Оказывается, у маменьки от прикосновений к небесному телу резко
обострилось зрение, закурчавились волосы и пропала изжога. Думаю, Николетта
могла похвастаться и излечением иных болезней, типа артрита, запора и
тромбофлебита, но ведь у молодой женщины, недавно приехавшей из свадебного
путешествия, таких хворей не бывает. Как правило, проблемы со здоровьем
начинаются после пятидесяти, а всем известно: вот уже много лет подряд
Николетте тридцать пять!
Дама в пестрых тряпках оказалась более
откровенной, она, захлебываясь от восторга, сообщила о язве, колите, геморрое,
полипах и герпесе, которые исчезли лишь при одном касании к «метеориту». Но
больше всего меня поразили мужчины. Ну согласитесь, дамам свойственны
неадекватные реакции, а в медицине описаны случаи излечения от паралича, когда
обезумевшая в результате стресса особа приезжает поклониться святому, под
влиянием толпы впадает в экстаз и бойко вскакивает с инвалидного кресла. Я
хорошо осведомлен об эффекте плацебо, кое-кто из докторов активно им
пользуется, дает пациенту здоровенную красную таблетку и утверждает:
– Сейчас вы получили лучшее средство от
мигрени, американское, новое, экспериментальное, помогает стопроцентно!
Яркая пилюля на самом деле раскрашенный сахар,
но вот парадокс, у особо внушаемого субъекта моментально проходит головная
боль. Думаю, секреты психики человека еще не до конца изучены. Может, Господь
задумывал людей как самоизлечивающиеся организмы? Экзальтированная Николетта и
нервная дамочка в тунике могли при контакте с окаменелым тортом почувствовать
временное улучшение здоровья, но наглые мужики с фотоаппаратами! А они, между
прочим, несли чушь похлеще маменьки.
– Зуб самозапломбировался, – заявил
лысый толстяк в жилетке со множеством карманов.
– Эрекция офигительная, – хохотнул
парень с камерой, – ваще я и раньше не жаловался, но сейчас!
– И еще волосы растут, – добавил
толстяк, хлопая себя по обширной плеши.
– Пока кудрей не видно, – не
выдержал я.
– Так изнутри щекочет, – не сдался
идиот, – скоро вылезут.
Деля встала.
– Хорошо. Мне пора. Сашка, бери метеорит,
и уходим.
Прислуга заморгала:
– Чего брать?
Николетта прижала к себе сумку.
– С какой стати вы решили присвоить мой
камень?
Деля прищурилась:
– У мужа и жены общее имущество, так?
– Верно, – закивала маменька.
– Владимир мой… мой…
Деля заколебалась, слово «сын» ей явно не
хотелось произносить. Я с интересом наблюдал за бабусей: что перевесит –
желание казаться нимфеткой или жажда популярности. Победило второе.
– Сын, – решилась Деля, – а
мать и ребенок неделимы, следовательно, раз камень Владимира, то он и мой. Сашка,
бери сумку!
– Эй, эй, – завопила
маменька, – минуточку! Бисерная оправа стоит дорого и…
– Сашка, – легко переорала маменьку
Деля, – отдай Элен тряпку, забери содержимое, и уходим.
– Я не Элен! – взвизгнула Николетта.
Деля уставилась на супругу сыночка.
– Марфа? – с легким сомнением
спросила она. – Хотя нет, ту сучку я отлично помню. Сейчас, сейчас! Натали
первая, Марго вторая, Лиза третья, Марфа без росписи, Антонина четвертая, Света
пятая, шестая кто? А? Тебя как зовут?
Николетта стала свекольно-синей.
– Ах да! Нико! – взвизгнула
Деля. – Господи, всех и не упомнить. Жен полно, мать одна, камень я
забираю.
– Он влетел в мою квартиру! –
завизжала маменька.
– И стал общим имуществом, – пожала
плечами Деля.
– Не отдам! – заорала Николетта.
Журналисты в полном восторге защелкали
фотоаппаратами, на их лицах застыло выражение неприкрытого счастья. Борзописцев
можно было понять: приехали за сенсацией, а получили к ней в придачу абсолютно
бесплатно еще и скандал, очень удачный день выдался!
– Имущество делится пополам, –
топала ногами маменька.
– Отлично, – мгновенно отреагировала
Деля, – распилим камень на равные части.
– Э нет! – не согласилась
маменька. – Тебе одна треть!
– Почему? – оскорбилась Деля.
– Нас с Владимиром двое! Следовательно,
мы берем большую половину.
Я вздохнул, маменька неподражаема. Половина не
способна быть большей или меньшей, на то она и половина.
– Не примазывайся, это нас с сыном
двое! – рявкнула Деля.
Дамы вскочили и пошли друг на друга, Николетта
вытянула вперед руку и пошевелила пальцами с длинными, острыми гелевыми
ногтями.
– Ничего не получишь, – решительно
заявила маменька.
Деля спряталась за прислугу и приказала:
– Сашка, врежь ей, иначе уволю.
Та поплевала на ладони.
– Сейчас прольется чья-то кровь! –
радостно заорал, входя в комнату, абсолютно протрезвевший Коэн.
Я быстро встал перед Николеттой.
– Спокойно, решим проблему мирным путем.
– Пусть уж лучше подерутся, –
воскликнул лысый толстяк, – отличный кадр получится, непостановочный.
Николетта, не выпуская из рук бисерного мешка,
рухнула на диван.
– Сердце! Помогите!
Я мысленно зааплодировал: слава богу, маменька
вспомнила об испытанном, никогда до этого не подводившем ее средстве – умирании
на глазах у почтенной публики. Журналисты, раздосадованные несостоявшейся
дракой, вновь воспряли духом. В конце концов, запечатлеть смерть хозяйки
метеорита не менее приятно, чем заснять ее потасовку со свекровью.
Воспользовавшись тем, что народ устремился к
маменьке, я дернул за руку Делю и шепнул:
– Идемте скорей.
Надо отдать должное бабуле, она не стала
громко вопрошать: «Куда? Зачем? Почему?»
