Итак, Тарзан от обезьян стал настоящим царем между людьми. Медленно, но верно проделывал он эволюцию, через которую прошли его предки, – ведь и он начал с самых низов.
XVIII
ЛОТЕРЕЯ СМЕРТИ
Джэн Портер первая проснулась в лодке на утро после крушения «Леди Алисы». Остальные члены маленькой компании еще спали, сидя на скамейках или свернувшись в неудобных положениях на дне лодки.
Убедившись, что они отбились от других лодок, молодая девушка сильно встревожилась. Ощущение глубокого одиночества и беспомощности, которое вызывал в ней вид огромной водяной пустыни, подавляло ее, и никаких надежд на будущее не шевелилось в душе. Она была уверена, что они погибли, что помощи ждать неоткуда.
Вскоре проснулся Клейтон. Он не сразу пришел в себя и вспомнил, где он и что произошло ночью. Наконец, его растерянные глаза остановились на девушке.
– Джэн! – крикнул он. – Слава богу, что мы вместе!
– Взгляните, – убито отвечала девушка, апатичным жестом показывая на горизонт. – Мы совсем одни. Клейтон внимательно посмотрел во все стороны.
– Куда они могли деваться? – удивился он. – Они не могли пойти ко дну, потому что не было волнения, а я видел все лодки уже после того, как яхта погрузилась в воду.
Он разбудил остальных и объяснил им положение.
– Это даже хорошо, сэр, что лодки разбрелись, – объяснил один из матросов. – Провизия есть в каждой, так что они друг другу не нужны, в бурю помощи тоже не могли бы друг другу оказать, зато больше шансов, что хотя бы одна будет подобрана, а тогда начнут разыскивать и остальных. Будь мы все вместе, был бы только один шанс на спасение, теперь их четыре.
Это разумное философствование немного подбодрило остальных, но хорошее настроение было непродолжительно: решили взять направление на восток, к континенту, и постепенно продвигаться к земле, но когда хватились весел, оказалось, что их нет; матросы, сидевшие на веслах, уснули во время работы и уронили весла в воду, а волны их отнесли, по крайней мере нигде на воде их не было видно.
Начались попреки, брань, и дело едва не дошло до драки, но Клейтон кое-как успокоил матросов. Впрочем, несколькими минутами позже Тюран чуть было не вызвал нового скандала, сделав какое-то нехорошее замечание по поводу глупости англичан вообще и английских матросов в частности.
– Довольно, молодцы, – остановил других матросов третий, не принимавший участия в перебранке. – Что за толк, если друг другу морды расквасите. Сказал ведь вам Снайдер, что подберут нас. Давайте лучше поедим.
– Неплохая мысль, – поддержал Тюран и обратился к третьему матросу. – Вильсон, милейший, передайте мне одну из этих жестянок.
– Сами берите, – угрюмо проворчал Вильсон. – Я не стану слушаться какого-то… Вы здесь еще не капитан.
В конце концов Клейтону пришлось самому пойти за жестянкой, но тут вспыхнуло новое недоразумение с матросами, заявившими, что Клейтон и Тюран хотят следить за расходованием припасов, чтобы самим заполучить львиные доли.
– Надо, чтобы кто-нибудь взял на себя командование, – сказала Джэн Портер, с отвращением наблюдавшая постыдные ссоры, с которых начиналось вынужденное общение, тем более что продлиться ему суждено было, быть может, много дней. – Скверно уже само по себе очутиться в утлой лодке в Атлантическом океане, зачем же увеличивать несчастье и опасности, занимаясь постоянными стычками и перебранками. Мужчины должны выбрать старшего и подчиняться ему во всем. Здесь нужно еще строже соблюдать дисциплину, чем на настоящем большом судне.
Прежде, чем заговорить, она надеялась, что ей совсем не придется подавать голос, что Клейтон сумеет справиться с осложнениями, но приходилось признать, что до сих пор, по крайней мере, он не более других был на высоте положения, разве только старался не обострять со своей стороны отношений, вплоть до того, что передал жестянку матросам, когда они запротестовали против того, чтобы он открывал ее.
Слова девушки временно успокоили мужчин, и в конце концов было решено, что два баллона с водой и четыре жестянки с пищей будут разделены поровну между матросами и пассажирами с тем, чтобы те и другие распоряжались ими по своему усмотрению.
Таким образом, маленькая группа сразу разбилась на два лагеря, и как только припасы разделили, в каждом занялись распределением пищи и воды. Матросы первые открыли одну из жестянок и разразились такими бешеными проклятиями, что Клейтон спросил: – В чем дело?
– Беда! – завопил Снайдер. – Беда! Хуже – смерть! В жестянке – деготь!
Клейтон и Тюран торопливо открыли одну из своих жестянок и убедились в страшной правде, что и там тоже деготь! Одна за другой были вскрыты все четыре жестянки, находящиеся в лодке, и каждый раз сердитое ворчание встречало новое подтверждение ужасной действительности: в лодке не было ни одной унции пищи!
– Ну, благодарение богу, у нас есть все-таки вода, – сказал Томпкинс. – Легче обойтись без пищи, чем без воды. Коли до худшего дойдет, можно и сапоги свои съесть, а выпить их не выпьешь.
Пока он говорил, Вильсон пробуравил дырочку в одном из баллонов, и Снайдер подставил жестяную кружку, в которую Вильсон собирался налить драгоценную влагу. Тоненькая струйка черных, сухих крупинок полилась сквозь дырочку на дно кружки. Вильсон со стоном уронил баллон и опустился на скамью, в ужасе глядя на кружку.
– В баллонах – порох, – сказал Снайдер, едва слышно, повернувшись к остальным. Вскрыли другие баллоны – то же самое.
– Деготь и порох! – воскликнул Тюран. – Вот так меню для потерпевших крушение!
От одного сознания, что в лодке нет ни воды, ни пищи, люди сразу почувствовали и голод, и жажду; с первого же дня начались, таким образом, их страдания, с первого дня им пришлось переживать все ужасы, какие выпадают на долю потерпевших крушение.
Дни проходили – и положение все ухудшалось. Воспаленные глаза тщетно оглядывали горизонт день и ночь, пока люди, слабые и усталые, не сваливались на дно лодки, ища в коротком, беспокойном сне минутного забвения ужасной действительности.
Матросы в муках голода съели свои кожаные пояса, сапоги, кожаную обшивку шапок, хотя Клейтон и Тюран всячески старались уговорить их не делать этого, предупреждая, что этим они еще усилят свои страдания.
Обессиленные и потерявшие надежду, носились они по морю, под безжалостным тропическим солнцем, с высохшими, потрескавшимися губами, распухшими языками, ожидая смерть, в которой начинали видеть избавление. Невыносимые страдания первых дней для трех пассажиров немного притупились, потому что они ничего не ели, но муки матросов были ужасны, когда их слабые, больные желудки пробовали справиться с кусками кожи, которыми они их набили. Томпкинс первый не выдержал. Ровно через неделю после того, как «Леди Алиса» пошла ко дну, матрос умер в страшных конвульсиях.
Несколько часов его тело лежало на корме лодки, откуда матрос как будто издевался, оскалив зубы, над другими. Наконец, Джэн Портер не выдержала.
