И они сделали, как он повелел им, собрав все свое имущество и много слоновых клыков. Месяцы шли они, терпя неслыханные лишения, потому что путь их вел через густые джунгли и высокие горы, но, в конце концов, они пришли сюда, и, хотя пытались искать дальше, но лучшего места найти не могли.
– А наездники арабские вас так и не разыскали? – спросил Тарзан.
– С год тому назад небольшая кучка арабов и мануемов появилась здесь, но мы прогнали их, многих убив. Много дней мы преследовали их, как диких зверей, какие они и есть, убивая их по одиночке, пока осталась только небольшая горсточка, но она ушла от нас.
Рассказывая, Бузули потрагивал тяжелый золотой браслет, охватывающий блестящую черную кожу его левой руки. Тарзан смотрел на браслет, но мыслями был далеко. Но вдруг вспомнил о вопросе, который задавал, когда впервые попал к этому племени, но на который тогда не получил ответа. За последние недели в его памяти не было места для таких тривиальных вещей, как золото, он был настоящим первобытным человеком, занятым заботой только о сегодняшнем дне. Но внезапно вид золота пробудил дремавшего в нем цивилизованного человека с его алчностью.
Этот урок Тарзан прошел основательно за короткое свое знакомство с жизнью цивилизованных людей. Он знал, что золото дает власть и удовольствия. Он показал на украшение.
– Откуда у вас этот желтый металл, Бузули? – спросил он.
Черный указал на юго-восток.
– Одну луну надо пройти, может быть немного больше, – отвечал он.
– Ты был там?
– Нет, но кое-кто из наших был, много лет назад, когда мой отец был еще молодой. Один из тех отрядов, которые искали нового местоположения для племени, попал к странному народу, у которого было много украшений из желтого металла. И копья, и стрелы у них были окованы этим металлом, и пищу они варили в котлах из такого же крепкого металла, как мой браслет.
Они жили большим селением, и хижины их были выстроены из камня, а кругом высокие стены. Они были очень свирепы, и, выбежав, напали на наших воинов, даже не дав им времени сказать, что пришли они с мирными целями. Наших было немного, но они твердо держались на вершине маленького скалистого холма, пока свирепые люди с заходом солнца не ушли обратно в город. Тогда наши воины спустились с холма и, сняв много украшений из желтого металла с трупов убитых врагов, ушли из долины, и с тех пор никто из наших туда не возвращался.
Они злой народ, не белый и не черный, и все покрыты волосами, вот как Болгани-горилла. Да, это скверные люди, и Човамби был рад, когда выбрался из их страны.
– Не осталось ли в живых кого-нибудь из тех, кто ходил с Човамби и видел этих странных людей и их удивительный город? – спросил Тарзан.
– Наш вождь, Вазири, был там, – отвечал Бузули, – он был тогда очень юн, но сопровождал Човамби, своего отца.
В этот же вечер Тарзан расспросил Вазири, теперь уже старика, и узнал от него, что путь дальний, но дорога не трудная, и Вазири ее хорошо запомнил.
– Десять дней мы шли вдоль реки, что протекает вблизи нашего селения. Мы поднимались к ее истокам, пока на десятый день не подошли к маленькому источнику высоко на склоне величавой горы, одной из гор целого хребта. От этого источника берет начало наша река. На следующий день мы перевалили через вершину горы, и на той стороне нашли узенькую речушку, по берегу которой мы и пошли. Она привела нас в большой лес. Много дней держались мы речки, следуя за всеми ее изгибами, она сначала обратилась в настоящую реку, а потом привела нас к большой реке, в которую она вливалась.
Большая река протекала через обширную равнину. Мы пошли по берегу ее, вверх по течению, рассчитывая выйти на более открытую местность. Спустя двадцать дней с того времени, как мы перевалили гору и вышли за пределы своей страны, мы подошли к новому горному хребту и стали подниматься по склону горы. Тут уже не большая река, а маленькая речонка служила нам проводником, потом она обратилась в ручеек, и, наконец, мы подошли к небольшому подъему у самой верхушки горы. Отсюда брала начало большая река.
Помню, недалеко от этого водоема мы расположились лагерем в последнюю ночь, и было очень холодно, потому что гора была высокая. На следующий день мы поднялись на самую верхушку с тем, чтобы посмотреть, что за земля лежит по ту сторону и, если она окажется не лучше тех мест, какие мы проходили, вернуться к своим и сказать им, что самое лучшее место в мире то, на котором они уже живут.
Взобравшись по скалам на вершину, где была небольшая площадка, мы увидели неглубоко внизу очень узкую долину, на дальнем конце которой стояло большое селение, выстроенное из камня, причем часть зданий уже успела разрушиться.
Кончался рассказ Вазири буквально так, как то, что Тарзан слышал от Бузули.
– Я хотел бы пойти посмотреть на этот город, – сказал Тарзан, – и получить немного желтого металла от его свирепых жителей.
– Путь дальний, – отвечал Вазири, – и я уже стар, но если ты подождешь, когда кончится время дождей и реки войдут в свои берега, я возьму с собой несколько человек воинов и пойду с тобой.
И Тарзану пришлось довольствоваться таким решением, хотя он, как нетерпеливый ребенок, предпочел бы пуститься в путь на другой же день. Тарзан от обезьян в самом деле был ребенком или первобытным человеком, что в некоторых отношениях одно и то же.
Через день несколько человек охотников вернулись в селение с юга с известием, что в расстоянии нескольких миль есть большое стадо слонов. Влезая на деревья, они хорошо рассмотрели стадо, в котором, по их словам, было несколько больших самцов с клыками, много самок, молодых слонят и молодых, но уже выросших самцов, кость которых особенно хороша.
Конец дня и вечер ушли на приготовления к охоте. Натачивали копья и стрелы, перетягивали луки, наполняли колчаны; а тем временем местный колдун ходил в толпе, предлагая заклинания и амулеты, которые предохраняют от ранений или приносят счастье на охоте.
На рассвете охотники отбыли. Всего шло пятьдесят черных воинов и среди них, гибкий и подвижный как молодой лесной бог, шел Тарзан от обезьян, и его смуглая кожа резко выделялась на фоне эбеновых тел его спутников. Только цветом кожи он и отличался от них. Он был так же вооружен, как они, на нем были надеты такие же украшения, он говорил на их языке, смеялся и шутил с ними, и не хуже их перед уходом из деревни с криком скакал в дикой пляске. Дикарь среди дикарей. И не может быть сомнения, что, задай он себе этот вопрос, он, наверное, признал бы, что чувствует себя ближе этим людям и их жизни, чем своим парижским друзьям, привычкам которых он по-обезьяньи успешно подражал в течение нескольких месяцев.
Он вспомнил д'Арно, и веселая улыбка раздвинула губы, показав ряд крепких белых зубов: что бы изобразилось на лице безукоризненного француза, если бы он мог каким-нибудь способом увидеть Тарзана в эту минуту. Бедный Поль, который гордился тем, что искоренил в своем друге последние следы дикого человека.
