Кивнув консулу на прощание, он вышел из таблина.
Цицерон долго смотрел ему вслед.
— Может быть, он и прав, — прошептал
консул, — может быть. Но кто из смертных знает истину в этом мире? И что
есть правда, если во имя ее приходится лгать, — почти неслышно добавил
Цицерон.
Состоявшийся через несколько дней римский суд почти
единогласно оправдал Лициния Мурену. Самым неудачным выступлением, поразившим
всех присутствующих на суде, было, по свидетельству очевидцев, выступление
Марка Туллия Цицерона, ограниченное по форме и бессодержательное по существу.
Историки утверждают, что, выступая после Гортензия и Красса,
консул очень волновался, стараясь превзойти предыдущих ораторов, и этим сорвал
свое выступление. Но мы на основе существующих фактов можем предположить, что
это далеко не самая главная причина его неудачи. Риторический вопрос Катона
отозвался эхом на процессе Мурены.
«Так кто хуже из двоих — консул, приобретающий свои права
мошенничеством, или консул, защищающий подобное мошенничество?»
Глава XX
И споткнется гордыня и упадет, и никто не поднимет его;
и зажгу огонь в городах его, —
и пожрет все вокруг него.
Книга Иеремии, 50:32
Объявляя себя римским консулом и присваивая знаки консульского
отличия, Катилина понимал, сколь безумная дерзость заключена в его действиях.
Это был уже не просто вызов сенату. Это был вызов многовековым римским
традициям, всему римскому обществу. Это было началом войны, и мятежники отныне
знали, что в случае поражения им не будет пощады. Ликторы с фасциями прошли
впереди Катилины под радостный вой его сторонников, и в лагере Манлия была
организована бесплатная раздача вина во славу нового римского консула.
В лагере еще продолжалось громкое веселье, когда в палатку
Катилины вошел Манлий.
— Я распорядился усилить посты, — коротко бросил
он, усаживаясь на скамью.
Катилина взглянул на него, недоумевая.
— Что случилось?
— Ничего. За исключением того, что боги послали к нам в
лагерь римского консула, и я теперь должен охранять его, — хмыкнул Манлий,
снимая свой шлем.
— Клянусь воинственным Марсом, твоя ирония
неуместна, — нахмурил брови Катилина, — я должен был стать римским
консулом, если бы не сговор этого болтуна Цицерона с патрициями.
— Конечно, — согласился Манлий, — только как
к этому отнесутся в Риме? Римляне не любят, когда их консулов объявляют не на
Марсовом поле.
Катилина, вспыхнув, громко выругался, и в этот момент в
палатку вошел центурион.
— К нам пришли люди, человек пятьдесят, — коротко доложил
он, — просят, чтобы их приняли в лагерь.
— В чем дело, Тиберий? — удивился Манлий. — А
почему ты их не принял? Ты же знаешь приказ принимать всех прибывших.
— Это не римляне…
— Ты можешь принимать и союзников. Это неважно, —
быстро перебил его Манлий.
— …а рабы? — докончил центурион.
В палатке воцарилось молчание. Катилина задумчиво
разглядывал свои калиге. Манлий молчал.
— Рабы, — медленно сказал Катилина, — рабы и
гладиаторы.
— А что, — оживился Манлий, — все правильно.
Это знамение богов. Юпитер посылает нам свою помощь. Разве десять лет назад
Спартак не собрал в свою армию более ста тысяч гладиаторов и рабов? Мы можем
собрать в два раза больше и повести их за собой на Рим.
— Нет, — покачал головой Катилина, — рабов мы
не примем. — Он сказал это тихо, но вместе с тем таким решительным
голосом, что оба собеседника поняли — это окончательное решение.
— Ты сошел с ума, — сделал попытку сломить его
непоколебимое упорство Манлий, — легионы гладиаторов пойдут за нами, стоит
только бросить клич. Не отказывайся хотя бы от них.
— И от них тоже, — махнул рукой Катилина. —
Ты забываешь, Манлий, — несколько надменно произнес римлянин, — я
римский консул и не могу принимать в свою армию всякий презренный сброд.
Консульские легионы должны состоять из свободных людей.
— Какое благородство, — разозлился Манлий, —
ты знаешь, почему я не смог взять Пренесте. Именно из-за этих свободных трусов.
Будь в моем распоряжении несколько сотен гладиаторов, я давно бы сидел в
крепости.
— Я все сказал, — гордо поднял голову Катилина и,
обращаясь к центуриону, добавил: — Иди и объяви по всему лагерю: «Римский
консул Катилина не принимает в свой лагерь рабов и гладиаторов. Он римлянин, и
честь Рима для него выше собственной судьбы».
Центурион молча выслушал приказ, бесстрастный, как настоящие
римские легионеры. Кивнув головой, он вышел из палатки.
Едва он скрылся, Манлий закричал:
— Юпитер всеблагой лишил тебя разума. Как ты не
понимаешь, что рабы и гладиаторы понадобятся нам в этой войне. Без них мы не
сможем победить римское войско.
— Какое войско? — презрительно спросил Катилина,
отстегивая тогу. — Кто его поведет? Болтун Цицерон или неудачник Антоний,
который никогда не пойдет против меня? Помпей далеко, а в Риме нет достойного
полководца.
— А Красс или Цезарь? — спросил Манлий.
— Они тоже не пойдут против меня, — немного
неуверенно сказал Катилина и тут же быстро добавил: — Но Цицерон никогда не
доверит им набор легионеров.
— С гладиаторами мы были бы сильнее в тысячу
раз, — покачал головой Манлий, — нельзя было отказываться от них.
Если мы победим, все забудут, что мы использовали их. А если проиграем, нас все
равно распнут. Так какая разница — вместе с ними или отдельно?
— Для нас нет разницы, — согласился
Катилина, — но для чести Рима мы не должны превращать нашу борьбу в обычное
восстание рабов. Тогда от нас отвернутся все римляне.
— Ты раньше не был таким, — мрачно изрек
Манлий, — ты стал слишком рассудительным, Катилина. Это на тебя не похоже.
— Я стал римским консулом, Манлий, — возразил
патриций, — и тебе действительно нужно удвоить охрану лагеря. И объяви: в
чьей палатке найдут вино, тот будет предан смертной казни. Мы на войне и должны
жить по законам этой войны. Распорядись увеличить территорию лагеря. Думаю, к
нам скоро присоединятся сторонники из других городов. Если у меня будет хотя бы
тридцать тысяч человек, я пойду на Рим и, клянусь эриниями ада, я возьму этот
город, — сжал кулаки Катилина.
Манлий покачал головой:
— Это не так просто, Катилина. Рим еще очень силен.
— Показное величие, — насмешливо сказал
патриций, — мы сломим его, объявив власть народа вместо власти развратных
сенаторов.
Пока в палатке Катилины шел спор, у северных ворот лагеря
разгорелся спор между рабами, столпившимися у ворот, и римскими легионерами, не
пускавшими их в лагерь. Лагерь заговорщиков, расположенный в долинах Этрурии,
был устроен в традиционном римском стиле. Со всех сторон лагерь окружали ров и
возведенный земляной вал, укрепленный частоколом. Ровные ряды палаток тянулись
по всему квадрату лагеря. В центре находился преторий, где размещалась палатка
полководца и приносились жертвы богам. Скорость, с которой римляне сооружали
свои лагеря, надежность этих своеобразных фортификационных сооружений вызывали
восхищение современников.
