В доме сенатора Леки еще долго горели светильники, и
проходивший мимо дома Цезарь сразу обратил на это внимание. В этот вечер он
спешил к дому Семпронии, где уже столько дней томился несчастный Вибий. И если
на одном конце Рима вспыхивали необузданные страсти заговорщиков, то на другом
горела не менее безумная страсть влюбленного юноши.
Каждая ночь в доме любимой женщины была мучительным
испытанием для него, ожидавшего сотворения чуда. Едва солнце скрывалось за
громадами соседних домов, как он вновь и вновь погружался в сладостную дремоту,
словно предвкушая тот счастливый миг, когда наконец он увидит у своего ложа
хозяйку дома.
В его неустроенной жизни бывшего гладиатора было много
случайных женщин, среди которых встречались и римские матроны более строгих
нравов, чем Семпрония. Но влюбленному она казалась недоступной богиней, словно
его страсть облагораживала необузданную натуру женщины.
Однажды ночью, забывшись в тревожном сне, он был разбужен
громкими криками, разносившимися по всему дому. Оргия была в самом разгаре,
когда он услышал низкий голос Катилины. Вибий вспомнил взгляд Семпронии,
обращенный на грозного патриция в таверне Эвхариста, и почувствовал, как
бешенство и гнев одновременно душат его. И хотя он ничего более не услышал, тем
не менее Вибий пролежал всю ночь с открытыми глазами, словно ожидая услышать
этот страшный голос. Но все было тщетно.
Лишь под утро, когда солнце осветило его угол, он забылся в
тревожном сне. Цетег и Катилина, слившись в одного воина, каждый раз поражали
его своим мечом, и он падал на землю, мучаясь от сознания своего бессилия.
Кошмарный сон продолжался с ужасающей настойчивостью, и этот полу-Катилина —
полу-Цетег каждый раз одерживал над ним победу.
Внезапно Вибий проснулся, почувствовав присутствие
постороннего лица в конклаве. В первый момент он решил, что это одно из его
обычных видений. Но спустя мгновение понял, что это не болезненный сон, а сама
Семпрония, явившаяся навестить своего невольного пленника. Женщина подошла ближе
к его ложу и внимательно посмотрела на юношу. Несчастный влюбленный закрыл
глаза, опасаясь, что это видение сейчас исчезнет.
— Ты еще не поправился? — спросила Семпрония
вместо приветствия.
Он молчал, опасаясь разрушить это зыбкое состояние счастья.
Женщина, посмотрев на него, громко засмеялась, выходя из конклава.
Вибий еще долго лежал, считая удары своего сердца, гулко
отдающие в голову.
Через несколько дней, вечером, Семпрония вновь появилась в
конклаве Вибия.
— Ты чувствуешь себя лучше? — спросила она.
Юноша кивнул головой, не решаясь ответить.
— К тебе пришел гость, — равнодушно сказала
Семпрония.
— Ко мне? — удивился Вибий. — Во имя богини
Весты, кто это?
В последние дни в его конклаве бывали лишь эскулап и рабыни,
прислужницы Семпронии.
— Ты не поверишь, — загадочно улыбнулась
Семпрония, — это сам Гай Юлий Цезарь.
— Цезарь, ко мне? — снова удивился юноша, узнав о
визите верховного жреца. — Откуда он знает, что я здесь?
Семпрония рассмеялась:
— Об этом знает уже весь город. По всем кабакам Рима
говорят, что я развлекаюсь с тобой по ночам, а твое ранение — лишь гнусная
выдумка Семпронии.
Юноша побледнел:
— Этот город недостоин своего величия.
Женщина презрительно махнула рукой:
— Не обращай внимания. Римляне готовы платить даже
Харону, лишь бы он доставлял им сведения с того берега Стикса. В нашем городе
трудно удивить кого-нибудь сплетнями. Я лучше пойду, позову Цезаря, нельзя
заставлять долго ждать верховного понтифика Рима, — сказала Семпрония и,
бросив загадочный взгляд на Вибия, добавила: — Я и не знала, что у меня в доме
такой важный гость.
Едва она вышла, как Вибий радостно вздохнул. Сбывались,
наконец, его самые смелые мечты. Семпрония заговорила с ним, обратив на него
внимание. Как и все безнадежно влюбленные, он был готов поверить в самое зыбкое,
почти невероятное событие, использовать любой, самый ничтожный шанс для
утоления дикой страсти.
В конклав вошел Цезарь. На нем была, как обычно, плохо
подпоясанная тога с бахромой, искусно уложенная его рабами, и особо модные в
Риме сандалии-солеа, изготовленные из кусков кожи, края которых нарезались
ремешками.
— Добрый вечер, Вибий, — приветливо улыбнулся
верховный жрец. — Я вижу, моя услуга все испортила. Я был убежден, что
спасаю тебя от тюрьмы, заплатив штраф твоему отцу, а оказалось, что едва не стал
невольным соучастником твоей гибели.
Вибий покачал головой:
— Нет, благородный Цезарь. Я сам виноват, что лежу
здесь раненый. Наверное, великий Юпитер начертал иной путь, и даже тебе не
удалось заставить меня свернуть с него.
Цезарь уселся на скамью, улыбаясь:
— Боги благоволят удачливым. А ты, говорят, удачлив.
Весь Рим завидует твоему счастью. — Юноша вспыхнул, не решаясь ответить,
заметив, как в конклав входит Семпрония.
— Великий Юпитер посетил дом, в котором всегда чтут
богов. Я счастлива приветствовать тебя, Цезарь. Позволь поздравить тебя с
избранием на следующий год претором. Поистине в Риме не было лучшего претора со
времен консульства Луция Эмилия Мамерцина и Секстина Латерана.
— Благодарю тебя за эти слова, — улыбнулся
Цезарь, — но думаю, что я менее всего похож на строгих блюстителей наших
законов, какими были первые преторы, разве не так, Семпрония?
Женщина громко захохотала.
— Весь Рим говорит о благочестии верховного
жреца, — с вызовом сказала она, бросив быстрый взгляд на Юлия.
— В таком случае это правда, — невозмутимо
подтвердил Цезарь, — раз об этом говорит весь Рим. Я, правда, не знаю в
нашем городе ни одного благочестивого римлянина, но раз так говорят все,
значит, они знают, что говорят.
— Цезарь не верит в благочестие римлян? —
спросила, притворно удивляясь, Семпрония.
— Так же как и ты, Семпрония, — сказал Цезарь и,
обращаясь к Вибию, добавил: — Наверное, один из этих примерных граждан и нанес
тебе удар мечом.
Юноша помрачнел еще больше.
— Это был Цетег, — сказала Семпрония, — Вибий
мог его убить, но пожалел, а Цетег подло воспользовался моментом.
— То, что ты его не убил, это, конечно,
правильно, — кивнул Цезарь, — после этого тебя бы осудили на
изгнание. А вот то, что он воспользовался моментом, а не ты, — это глупо.
Во время боя нужно прежде всего думать о противнике, отбросив все сомнения.
Иначе твоя собственная нерешительность делает врага еще сильнее.
— Говорят, что в нашем городе нет равных великому
Цезарю в искусстве владения мечом, — вставила Семпрония, — многие
даже уверяли меня, что ты один из лучших воинов нашего города.
