Это прозвучало как сигнал к началу активных действий.
Сенаторов начали теснить с Форума, а подбежавшие Гай Оппий и Гай Требоний
вцепились в Катона, пытаясь стащить его с трибуны.
Легионеры, опустив оружие, не вмешивались в начинавшиеся
беспорядки, не понимая, чьи приказы выполнять. В другом конце Форума отряды
Клодия и Антония избивали ликторов Бибула. Вошедший в раж Марк Лепид начал
ломать фасции консула, а подоспевшего трибуна Марка Латеренсия Клодий ударил по
голове древком выхваченного знамени. Гай Фанний, получивший удар кинжалом в ногу,
стонал в нескольких локтях
[168]
от них.
Катон, которому помогли подоспевшие Агенобарб и Лентул
Спинтер, сумел вырваться из рук Оппия и Требония.
— Подумайте, римляне, — снова кричал он, —
кому мы отдаем свои голоса, кто правит нами? Этот триумвират…
Договорить ему не дали. Народный трибун Фуфий Кален и
Сервилий Гальба еще раз стащили Катона с трибуны. Началась общая свалка. Все
кричали и дрались одновременно.
К Цезарю, стоявшему рядом с Помпеем и Крассом в окружении
своих ликторов, подбежал бледный префект Марк Поппилий.
— Что мне делать, Юлий? — запыхавшись, спросил он
у консула.
— Наводить порядок, — строго сказал Цезарь, —
нужно проследить, чтобы не было жертв.
По приказу префекта легионеры начали оттеснять дерущихся с
площади. Цезарь, не дожидаясь конца свалки, подошел к трибуне и прокричал:
— Нам нужен новый аграрный закон. Сенаторы и наш консул
не хотят его обсуждения. Давайте составим комиссию из двадцати самых уважаемых
людей, и пусть они сами решают, что нужно римскому народу. А возглавить
комиссию я предлагаю двум великим римлянам, снискавшим благоволение
богов, — Гнею Помпею Магну и Марку Лицинию Крассу.
В ответ раздался радостный рев толпы. С площади убегали
последние сторонники оптиматов. Катона и Агенобарба под охраной выводили с Форума.
Бибула, впавшего в беспамятство, просто унесли легионеры Поппилия. Под
радостные крики толпы народное собрание утвердило комиссию по подготовке нового
аграрного закона.
Вскоре новый закон был принят и утвержден на очередном
народном собрании. Триумвират уже не выносил законы на обсуждение сената.
Следующий аграрный закон, о наделении землей всех римлян, имевших трех и более
детей, также обсуждался и утверждался народным собранием.
В угоду Крассу трибутные комиции — народные собрания,
собиравшиеся по трибам, приняли решение о снижении откупной платы за провинцию
Азию. Эти бессовестные методы широко практиковались в Риме, когда откупщики и
ростовщики заранее брали на себя денежные обязательства перед сенатом, а затем
безжалостно грабили провинции.
Учитывая, что по всей Азии несколько раз прошли легионы
Суллы, Лукулла и Помпея, откупщикам не удалось собрать суммы, на которую они
рассчитывали. А закон Цезаря, снизивший откупную плату сразу на треть, сделал
их горячими сторонниками консула.
Другой закон был принят по просьбе Помпея и провозглашал
египетского царя Птолемея XII Авлета «союзником и другом римского народа».
Правда, за это Цезарь и Помпей, кроме морального удовлетворения, получили по
три тысячи талантов каждый.
Оптиматы, видя все бесчинства Цезаря, молчали, сознавая свое
бессилие, а он принимал все новые законы.
Другой консул, Марк Кальпурний Бибул, заперся у себя дома,
ежедневно посылая в сенат письменные обращения с оскорблениями в адрес Цезаря.
Но Юлия это мало трогало.
Римские острословы начали поговаривать, что год консульства
Цезаря и Бибула превратился в год Юлия Цезаря.
Чтобы окончательно закрепить свое положение и наладить связи
с умеренно настроенными сенаторами, Цезарь, наконец, объявил о готовящемся
браке с Кальпурнией, дочерью Пизона, и о предстоящей свадьбе своей дочери с
Помпеем. В Риме никто уже не удивлялся. Марк Терренций Варрон назвал союз троих
политических деятелей «Трехглавым чудовищем».
— Нельзя терпеть этих людей, которые с помощью женщин
добывают высшие должности в государстве, — негодовал Катон, обрушиваясь на
триумвиров.
Но это только веселило Цезаря, Помпея и Красса. Их союз
давал все новые плоды, увеличивая и без того возросшее могущество триумвиров в
Риме.
Глава XLVIII
Дом и имение — наследство от родителей, а разумная жена — от
Господа.
Притчи Соломона, 19:14
Что чувствует отец в день свадьбы своей дочери? В литературе
подробно описано состояние молодой девушки, готовящейся к своему
бракосочетанию, состояние жениха, влюбленного и счастливого. Но кто из
смертных, не переживший подобного, знает состояние отца в этот день?
Естественное чувство радости и острая ревность к
постороннему, чужому для него мужчине, опасения за первую брачную ночь дочери и
почти физическая боль от ощущения своего бессилия. Все эти чувства усиливаются
тысячекратно, когда девушка не потеряла своей невинности, а жених старше самого
отца на шесть лет.
Когда Юлия, согласно обычаям, за день до свадьбы принесла
складывать на алтарь домашних богов свою старую одежду и детские игрушки,
Цезарь почувствовал, что не сможет присутствовать при этом бесхитростном
ритуале, и быстро ушел из дому.
По дороге он встретил Красса. Консуляр был чем-то сильно
недоволен.
— Мой сын Публий совсем сошел с ума, — гневно
сказал Красс, — он всерьез увлекся философией болтуна Цицерона и почитает
его своим учителем. Великий Рим, куда мы идем, Цезарь? Наши собственные дети не
хотят понимать нас.
— Ты прав, — грустно согласился Цезарь, — но
это участь всех родителей, не понимающих своих детей.
— Он меня позорит, — горячился Красс, —
почему сыновья Помпея не увлекаются сочинениями Цицерона? Больше всех на свете
я не люблю этого болтуна, и, похоже, боги решили посмеяться надо мной.
Менее всего Цезарю хотелось говорить о сыне Красса. Но его
собеседник вдруг сказал:
— Завтра Цицерон призовет их что-либо совершить против
нас, и они пойдут на все, даже против собственных отцов. Какой позор!
— Что ты сказал? — встрепенулся Цезарь, отвлекаясь
от невеселых мыслей.
— Молодежь находится под влиянием Цицерона, —
проворчал Красс, — во всяком случае, очень многие.
— Это хорошая мысль, — медленно произнес
Цезарь, — особенно если вдруг выяснится, что сыновья наших оптиматов
готовят заговор против нас и Помпея. Лучше против Помпея, за ним стоят легионы.
— Хвала богам, мой сын такого не совершит, в этом я
уверен, — жестко сказал Красс.
— Твой — да, а другие? Это очень интересное
предложение, Красс.
Красс, не любивший, когда Цезарь говорил загадками, не
ответил ему, задумавшись, а затем вдруг сказал, переводя разговор на другую
тему:
