— Нет, они продали его цеху кузнецов, причем им заплатили больше, чем можно было бы заработать в рудниках за многие Обороты!
Не то чтобы Чесмик не одобрял этой продажи, но… В конце концов, это был их метеорит. Он тоже мог бы продать свой метеорит цеху кузнецов, но нельзя продавать то, что так долго хранилось в семье. Это было бы попросту неправильно!
— Я слыхал, говорят, будто это часть Алой Звезды, — со странным блеском в глазах заявил младший гость.
— Все это полная чушь, — с презрением ответил Чесмик и указал на небо. — Если бы даже Алая Звезда разбилась на части — а мастер Эррагон, и Стинар, и Вансор смотрели на нее из Прибрежного и видели, что это не
так, — то камни падали бы нам на головы по всей планете. А они не падают.
— Нам хватило беды с одним Огненным шаром, — проворчал какой-то скороход.
— Не надо было ничего делать с Алой Звездой, — сказал старший из гостей; лицо его стало суровым, а в голосе чувствовалось осуждение. — Она веками кружила вокруг Перна, и менять ее курс было дурным деянием.
— О, она по-прежнему обращается вокруг Перна, — возразил Чесмик. — Просто не так близко, чтобы снова сбрасывать на нас Нити.
— Нити и драконы, которые сжигают их в небе, — это традиция. Столько традиций было нарушено. Игипс непростительно исказил наш образ жизни и наши традиции…
В ровном, без интонаций голосе этого человека было что-то, что заставляло прислушиваться к его словам. Впрочем, Чесмик и сам все знал о традициях. Скороходы следовали традициям, которые были заложены еще во времена первого цеха, созданного в Форт-холде.
— Нет ни одного скорохода на дорогах Перна, будь то на севере или на юге, который не следовал бы традициям. А поскольку вы оба уже поели, советую вам лечь в постели, которые мы по традиции… — Чесмик помолчал, давая странникам понять, что он имеет в виду, — предоставляем путешественникам зимой.
Он поднялся и жестом указал гостям на лестницу, ведущую к спальне.
Старший мужчина поднялся и поклонился. То же сделал и младший, хотя на лице у него сохранялось весьма неприятное выражение; после чего оба направились спать.
Эта пара вызвала у него весьма неуютные чувства. Размышляя об этом, Чесмик вспомнил описание человека, остановившего на пути Приллу и передавшего ей послание, которое ей следовало кому-то отнести. Да, определенно, это был старший из двух незнакомцев: Прилла упоминала о том, что у него странный, почти лишенный интонаций голос. Должно быть, он носил шляпу как раз для того, чтобы не были заметны его шрамы. Конечно, он заплатил за услугу, иначе Прилла не взяла бы у него послание. Однако… почему же он остановил скорохода на дороге, если затем пришел на станцию и мог отправить свое послание отсюда, как это делается обычно?..
Дом арфистов
В следующем месяце, когда вода отступила с затопленных берегов, а берега в основном вернули свои обычные очертания, практически из всех холдов, расположенных в глубине обоих материков, на побережье стали поступать материалы и провизия, чтобы помочь жителям побережья выжить и отстроить заново разрушенные холды. Карманы скороходов оттопыривались от множества посланий, файры также без устали разносили сообщения, выясняя, что, кому и где нужно. Мастера-корабельщики предоставляли место для грузов, всадники предлагали свои услуги и услуги своих драконов — разумеется, в те дни, когда не было Падения Нитей… В атмосфере всеобщей дружбы и взаимопомощи события Окончания Оборота были как-то забыты, оттеснены в сторону более насущными заботами. В общем перемещении принимали участие и те, кто особенно интересовал Шпильку. Он знал, что они отправляют сообщения, — но не знал кому. Ни один из людей, за которыми он так внимательно следил, не держал файров; это подтверждало предположение, что файры идут не к любому, кто их накормит. Шпильке никогда не удавалось подобраться к интересовавшим его людям достаточно близко, чтобы подслушать их разговоры. Придется вернуться в цех арфистов, доложить обо всем, что удалось узнать, переодеться и взять новые цеховые знаки…
Он нашел Сибелла в его кабинете: на столе лежали стопки бумаг, придавленные камнями вместо пресс-папье.
— Ну что, пришел помочь мне разобраться с прошениями? — спросил Сибелл, похлопав по бумажным завалам.
Шпилька застонал и отвел глаза.
— Не вовремя я попал…
По традиции, все прошения, подаваемые во время праздника Окончания Оборота, направлялись в цех арфистов и там прочитывались особой, специально для этого образованной группой мастеров и подмастерьев. Именно эта группа и решала, какие из прошений являются достаточно срочными, и представляла их на заседании Конклава в Телгаре в первый день третьего месяца. С некоторыми прошениями нужно было разбираться в самих холдах. Однако если против какого-либо холдера выдвигались серьезные обвинения или же на него подавалось большое количество жалоб, именно Конклав решал, имеет ли смысл вести дальнейшее расследование. Шпильке часто поручали поиск необходимой информации.
— Я свой вклад внесу. Как всегда. Я готов рассмотреть любые прошения из Керуна, Айгена и Битры: я там всех заводил и скандалистов наперечет знаю.
Сибелл улыбнулся уголками губ.
— Пока что из Битры жалоб немного. Сузмал, похоже, так хорошо принялся за дело, что им все довольны.
Шпилька расширил глаза и, сдвинув стопку бумаг, присел на угол стола.
— Однако же! Кстати, как насчет тех набросков, которые я тебе прислал? Узнали кого-нибудь из этой троицы?
— Женщина — из Тиллека; характер у нее довольно скандальный и неуживчивый. Она была ученицей при местном цехе целителей, но перед третьим сроком ее отстранили: решили, что для этой профессии она не подходит. Она подавала прошение лорду Ранрелу, чтобы ей — в обход ее младшего брата, которого отец назвал наследником, — отдали отцовский холд. Кстати, отец, судя по всему, оставил особое распоряжение, касавшееся отстранения ее от прав владения. У нее с братом вышла крупная ссора, после чего она ушла. В Тиллеке ее не было с осенней Встречи в прошлом Обороте.
— Значит, она — человек без холда?
Сибелл пожал плечами, потом порылся в ящике стола и извлек оттуда три рисунка.
— Один из торговцев, который тут побывал, — из клана Лилкампа, — опознал вот этого вот человека. — Он постучал по рисунку, изображавшем мужчину, у которого не хватало фаланги указательного пальца на руке. — Много путешествует. Делает свою долю работы, когда его об этом просят, многое умеет; имеет привычку задавать вопросы. К тому же у него странный голос…
Он помолчал немного, потом продолжил:
— Молодой Сев упомянул, что его вопросы были… как бы это выразиться… провокационными.
— Провокационными? А он задавал вопросы торговцам? — Шпилька был немного удивлен таким определением.
— Они видят множество людей и достаточно умны для того, чтобы знать, что и где происходит и как на это peaгируют другие. Причем разбираются они в таких вопросах лучше, чем скороходы, которые по характеру своей работы нигде не задерживаются надолго.
