Бардилис побелел от гнева.
— Позор моему дому! — воскликнул он. — Вчера вечером этот шакал Абдулла сделал подарок моему отцу — большой кувшин с вином, — и мы все его пили, за исключением тебя: ты уже отдыхал. Теперь я знаю, что в него было добавлено снотворное, потому что мы спали, как убитые. Вчера ты стал нашим гостем, и я поставил по слуге у каждого входа в дом, но они тоже заснули, выпив вина Абдуллы. Несколько минут назад я отправился искать тебя и обнаружил, что горло одного слуги перерезано. Именно того, который дежурил у выхода на эту улицу: сюда открывается дверь из коридора, проходящего мимо отведенной тебе комнаты.
Наконец они вернулись в дом. Пока Бардилис ходил за чистой одеждой, Гордон достал пакет из тайника и снова спрятал у себя на теле. На рассвете Гордон предпочитал уже держать его при себе: скоро все должны проснуться.
Вскоре вернулся Бардилис с бриджами, сандалиями и туникой — традиционной одеждой аталусцев. Пока американец переодевался, юноша с восхищением разглядывал загорелое тело чужеземца, на котором не было ни одной складки жира — только мускулы.
Не успел Гордон переодеться, как в доме раздались громкие голоса, потом послышался приближающийся топот ног, и в арочном проеме показалась группа вооруженных мечами светловолосых воинов. Их предводитель показал на Гордона и заявил:
— Птолемей приказал немедленно доставить этого человека во дворец, в зал правосудия.
— В чем дело? — воскликнул Бардилис. — Аль-Борак — мой гость.
— Я выполняю только приказы царя, — ответил воин. — Я не спрашиваю объяснений.
Гордон положил руку на плечо Бардилиса, пытаясь его успокоить.
— Я пойду с ними. Мне интересно узнать, что хочет от меня Птолемей.
— В таком случае я тоже пойду с тобой, — заявил Бардилис, стиснув зубы. — Я не знаю, что может означать этот приказ, но ты — мой друг.
Солнце только поднималось над горизонтом, когда они шли ко дворцу, но по белой улице уже сновали люди, многие из которых пристраивались к процессии.
Поднявшись по широкой дворцовой лестнице, они вошли в огромный зал, украшенный лепными колоннами. В противоположном конце был еще один ряд широких ступеней, ведущих к возвышению, где на мраморном троне восседал царь Аталуса. Как обычно, он был мрачен. Несколько вождей расположились на каменных скамьях по обеим сторонам возвышения, а простолюдины устроились вдоль стен, оставив свободной середину зала.
На этом свободном месте перед троном скрючилась фигура, напоминающая стервятника. У ног Абдуллы, глаза которого горели от страха и ненависти, лежал труп аталусца, убитого Гордоном в заброшенном доме. Двое других незадачливых похитителей стояли рядом, покрытые синяками от ударов американца. Аталусцы явно чувствовали себя неловко.
Гордона провели к возвышению, стражники заняли места за его спиной. Без всяких церемоний Птолемей обратился к Абдулле:
— Выступай со своим обвинением.
Абдулла тут же прыгнул вперед и показал костлявым пальцем на Гордона.
— Я обвиняю этого человека в убийстве! — закричал он скрипучим голосом. — Сегодня перед рассветом он набросился на меня и на моих товарищей, пока мы спали, и зарезал того, кто сейчас лежит перед вами. Остальные с трудом спаслись.
По толпе пробежал возглас удивления. Птолемей с суровым видом обратился к Гордону:
— Что ты можешь сказать в ответ?
— Он врет, — нетерпеливо заявил американец. — Я убил вот этого, да…
Его заглушил дикий рев толпы. Люди стали угрожающе приближаться к Гордону, но их оттеснили стражники.
— Я только защищал свою жизнь, — разозленно продолжал Гордон, которому совсем не нравилось положение обвиняемого. — Этот таджикский шакал в компании с тремя сообщниками — мертвецом и двумя, стоящими рядом с ним, — прошлой ночью проскользнул в дом Пердикки, в отведенную мне комнату. Меня ударили по голове чем-то тяжелым, я потерял сознание, а затем они отнесли меня в заброшенный дом, чтобы ограбить и убить.
— Да! — в гневе закричал Бардилис. — И они перерезали горло одному из слуг моего отца.
При этих словах настроение толпы изменилось. Теперь люди стояли в нерешительности.
— Ложь! — завизжал Абдулла, предпринимая отчаянные и безрассудные шаги, на которые его толкали алчность и ненависть. — Бардилис околдован! Аль-Борак — колдун! Как еще он мог выучить ваш язык?
Толпа быстро отреагировала на эти слова — люди украдкой стали делать знаки, предохраняющие от дурного глаза. Аталусцы оказались такими же суеверными, как и их предки. Бардилис выхватил меч, вокруг него сгрудились его молодые друзья, готовые к схватке, подобно охотничьим собакам.
— Для меня неважно, кто он: колдун или человек, — заявил Бардилис. — Он — мой брат, и я не позволю никому до него дотронуться, не рискнув головой.
— Он — колдун! — продолжал кричать Абдулла, брызгая слюной. — Я давно его знаю. Будьте осторожны! Он принесет безумие и разрушение в Аталус. Он носит на теле свиток с магическими письменами, и именно в нем заключается его колдовская сила. Отдайте мне этот свиток — я унесу его подальше от Аталуса и уничтожу там, где он никому не принесет зла. Позвольте мне доказать, что я не вру. Подержите Аль-Борака, пока я его обыскиваю, и я докажу вам, что говорю правду.
— Я не позволю никому прикоснуться к Аль-Бораку! — бросил вызов Бардилис.
Тут с трона поднялся Птолемей — смуглый и мрачный, внушающий благоговейный страх. Не спеша, великан спустился по ступенькам со своего возвышения. Стражники мгновенно расступились, опасаясь встречаться с ним взглядами. Бардилис не сдвинулся с места, готовый бросить вызов даже своему царю, но Гордон отстранил юношу. Аль-Борак был не из тех, кто тихо стоит в стороне, позволяя другим защищать свою честь.
— Это правда, — спокойно сказал он, — что у меня на теле спрятан пакет с бумагами, но так же правда и то, что он не имеет никакого отношения к колдовству и что я убью любого, кто попытается отнять его у меня.
В эту секунду величавое спокойствие Птолемея будто испарилось, и он воскликнул в ярости:
— Ты посмеешь противостоять даже мне? — Голос царя звучал громоподобно, глаза горели, а огромные кулаки сжимались и разжимались. — Ты уже считаешь себя царем Аталуса? Ты, черноволосый шакал, я убью тебя голыми руками! Все назад, освободите нам место!
Разбрасывая в стороны всех попадавшихся на пути, Птолемей бросился на Гордона, словно разъяренный бык. Атака оказалась такой быстрой и неистовой, что Гордон не успел остановить натиск противника. Они столкнулись грудь в грудь, и американца, который был гораздо меньше ростом, откинуло назад; он упал на колени. Птолемей продолжал атаковать, разозленный тем, что кто-то посмел оспорить его право считаться самым сильным человеком Аталуса. Мужчины сцепились в смертельной схватке, а окружавшие их зрители кричали и подбадривали противников.
Эль Бораку нечасто доводилось встречать соперников, превосходящих его по силе, но царь Аталуса, казалось, состоял из китовых костей и железа. В то же время он мог действовать с поразительной для такого крупного человека быстротой. Ни один из противников не имел оружия. Это была рукопашная схватка, они боролись, как их предки, прародители расы. Птолемей понятия не имел о современных приемах и правилах борьбы, сражаясь, как лев или тигр, с неистовством первобытного человека. Гордону пока удавалось уворачиваться от его объятий, которые могли бы сломать позвоночник, как сухую ветку. Удары американца, обычно сокрушительные, постоянно достигали цели, но огромный царь Аталуса только шатался и содрогался под ними, подобно дереву на сильном ветру. Он крепко стоял на ногах, снова и снова атаковал, пускаясь вперед, словно тайфун, желая поскорее расправиться с чужестранцем, разорвав его на части мощными руками.
