— Вернуться в дом к Ти-Джей. Она будет очень волноваться за меня.
— А Ти-Джей — это…
— Моя подруга. Кстати, она верзила.
Бакро чуточку приподнимает брови, но мое объяснение никак не комментирует. Он только спрашивает:
— А где она живет?
— Она… — начинаю я и тут же замолкаю.
Насколько же могут некоторые личности оказаться бесполезными!
— Понятия не имею, — честно признаюсь я.
Потом рассказываю ему о том, каким образом я очутилась здесь, вдали от дома, и почему чуть не стала ужином для кошки.
— А твоя Ти-Джей, — задумчиво начинает Бакро, — она живет в том самом доме, где раньше ты обитала вместе с родителями, да?
Я киваю.
— Что ж, я знаю, где это, — говорит он. — Но нам придется подождать. Когда стемнеет, можно будет отправиться в путь. — Он замолкает на несколько секунд, продумывая наш маршрут. Вскоре добавляет: — Вероятно, на это уйдет даже не одна, а две ночи.
Это кажется мне невероятным. На велосипеде Ти-Джей весь путь занял у нас не так уж много времени, но если мы с Бакро пойдем пешком, то нам потребуется много часов, чтобы одолеть это расстояние.
— А ты, по-моему, даже не удивился, когда я сказала тебе, что моя подружка — верзила, — замечаю я.
— Ты далеко не единственная.
— В самом деле?!
— А откуда, как ты полагаешь, верзилы берут истории про малявок?
— Я об этом как-то не задумывалась, — отвечаю я.
Он снова всматривается в поле, где растворилась кошка.
— Нам надо спрятаться куда-нибудь, пока солнце не село, — предлагает он. — Тебе везет. Я как раз расчищал себе норку, подготавливая место для укрытия. Я вышел на минутку подышать свежим воздухом и вовремя заметил, что ты попала в беду.
В смущении я робко произношу:
— По-моему, я даже не поблагодарила тебя, да?
Он отмахивается.
— Забудь про это.
— Да ты шутишь! Ты ведь спас мне жизнь.
— Нам повезло — только и всего. И давай не будем больше рассуждать на эту тему. Тут дело случая. Но забавно другое…
Он замолкает, а я жду, когда он продолжит. Но проходит несколько минут, а он ничего не говорит. Вдруг он подносит пальцы к губам и издает пронзительный свист. Потом еще и еще раз.
— А теперь успокойся и не нервничай, — предупреждает Бакро.
— А с чего бы мне начать нервничать?
Но вот до меня доносятся странные звуки, как будто к нам кто-то мчится по полю. Но не оттуда, куда убежала кошка, а с противоположной стороны, где высажены деревья. Что-то очень большое пробирается сквозь заросли высоких сорняков. Причем оно развило огромную скорость.
«Боже мой! — думаю я и лезу за ножом. — Сейчас что-то будет…»
И тут я вижу ее — небольшую собачонку. Небольшую — это по меркам верзил, конечно. Она даже немного меньше кошки, которая чуть не напала на меня. Все же она достаточно большая, и мне становится не по себе. Не хотелось бы встретиться один на один с такой зверюгой на открытой местности. Для малявок собаки представляют гораздо большую опасность, нежели кошки или лисы. Может быть, эта собачища съест меня не за один, а за два присеста, но когда она со мной разделается, будет уже все равно.
Я достаю нож, а Бакро осторожно берет меня за руку.
— Не волнуйся, — успокаивает он. — Рози — наш друг.
Как это — друг?!
Собака врывается на полянку, радостно повизгивая и виляя хвостом. Потом она ложится на живот и подползает к Бакро так, что ее передние лапы оказываются по разные стороны от него.
Я о собаках почти ничего не знаю, только то, что видела по телевизору. В тех домах, где нам приходилось жить, никто собак не держал. Эта зверюга похожа на помесь джек-рассел-терьера и чихуахуа, да наверняка еще и в помете оказалась самой маленькой. Но мне она все равно кажется громадной.
Бакро чешет ей шкурку возле носа:
— Ну, и где тебя носило, когда сюда явилась эта жуткая кошка, чтобы сожрать нас? — интересуется он.
— У тебя есть собака? — удивляюсь я.
Услышав мой голос, Рози поднимает голову. Кажется, она так обрадовалась встрече с Бакро, что меня даже не заметила. Она начинает рычать, пока Бакро не кладет ей указательный палец на нос, привлекая внимание.
— Нельзя, нельзя, — говорит он собаке. — Элизабет — наш друг.
Собака встает, подходит ко мне и начинает обнюхивать, а меня тут же кидает в дрожь. Никогда раньше не приходилось оказываться так близко к большому животному. Напоследок она еще и лижет меня, да так, что я чуть не теряю равновесия.
— Ой! — восклицаю я и невольно отступаю назад.
— Ну, извини, — усмехается Бакро, и я понимаю, что ему сейчас очень весело. — Она только проявляет к тебе дружеские чувства.
Я стираю собачьи слюни с лица рукавом курточки. Собака здоровенная (относительно меня, конечно), так что слюней во рту у нее полно.
Рози снова располагается рядом с Бакро, чтобы ему было удобно почесать ее за ухом. Она удовлетворенно вздыхает, и ее хвост начинает так энергично бить по земле, что поднимается пыль.
— Ну, подойди, погладь ее, — предлагает Бакро.
Мне и хочется ее приласкать, и немного страшновато. Но я все же приближаюсь к ней и глажу ее по спине. Шерсть у Рози короткая и жесткая, совсем не такая, как была у ручного мышонка, который пробыл у меня с пару недель.
— А где ты ее взял? — спрашиваю я и смеюсь. — Боже, никогда не слышала, чтобы у малявки была собака.
— Ее бывшие хозяева держали эту бедняжку во дворе на цепи, — поясняет Бакро. — И днем и ночью, сутки напролет. Ей не разрешалось заходить в дом, никто с ней никогда не гулял, не играл, да и вообще они практически не обращали на нее внимания. Ни о какой любви, разумеется, с их стороны и речи быть не могло.
— И ты решил ее освободить?
Он кивает:
— Но это было очень сложно сделать. Она довольно долго не подпускала меня к себе. Когда я появлялся во дворе, она начинала рычать и лаять, натягивать цепь до предела, пытаясь добраться до меня.
— И как же ты поступил?
— А вот как. Существуют две вещи, в которых малявки превосходят всех остальных. Мы очень умные и к тому же исключительно терпеливые. В течение двух недель каждую ночь я ласково разговаривал с собакой и приносил ей гостинцы. Поначалу она и знать меня не хотела, но потом дело пошло на лад. Она, по крайней мере, перестала шуметь и уже не отказывалась от угощения. Затем она позволила погладить себя. Прошла еще неделя, я перерезал ее ошейник, и с тех пор мы с ней не расстаемся.
Мне становится смешно:
