Талиесин прожил долгую, полную волшебных приключений жизнь, где он только не побывал — и в Среднем Королевстве в царстве фей, и в крытых соломой постоялых дворах в обществе разбойников и воров; странствия приводили его и в королевские дворцы, и на безлюдные пустоши. Рассказал Талиесин Саре и о том, как вызвал к себе вражду Мэлгвина.
— Это состязание, — объяснил Талиесин, — не было справедливым. Королевских бардов нельзя было считать настоящими бардами в истинном значении этого слова. Они не следовали по Пути. Их поэзия не была освящена Матерью Луной, скорее она была связана с историей, иногда с вымышленной историей, в их стихах и песнях не было даже искры волшебного лунного света. Мать Луна была рядом со мной в тот день, когда я пел так, что те барды даже языки проглотили, и пальцы их не могли двигаться по струнам, но привело это к тому, что, когда я устал скитаться по дорогам и захотел осесть в единственной стране, которую считал своей, Мэлгвин заставил своих друидов связать меня и вместе с арфой и собакой бросил в море.
— И вот ты здесь.
— Я здесь. Я снова стал найденышем, выброшенным на берег.
— Как же ты вынес такое путешествие? — спросила Сара.
— Меня поддерживала моя магия. Я обратил свои мысли внутрь себя, сосредоточился на самом главном в себе — на моей «тоу» — на внутреннем покое, который сам по себе — магия. Эта внутренняя тишина скорей подобна даже не музыке, а промежуткам между нотами.
— Ну и ну! — пробормотала Сара. — Не испытай я на себе все эти колдовские фокусы, мне было бы трудно тебе поверить.
Некоторое время они молчали, Сара смотрела на океан и старалась представить себе, как плыл Талиесин, но в конце концов только покачала головой, не понимая, как ему удалось выжить.
— На что похожа, — наконец спросила она, — на что похожа эта самая «тоу»?
— Ты играешь на каком-нибудь инструменте? — спросил Талиесин.
— Немного. Но не вкладываю в это душу. По-моему, я ни во что ее не вкладываю.
— А бывало ли так, чтобы ты почувствовала, будто ты и твой инструмент — одно целое? Будто ты можешь сыграть все, что твое сердце просит?
— Пожалуй… несколько раз.
Талиесин улыбнулся:
— Вот и с «тоу» так же. Когда ты сможешь сливаться с «тоу», ты далеко продвинешься по Пути бардов. Но чтобы постичь внутреннюю магию и всегда в нужный момент призвать «тоу» на помощь, надо неуклонно стремиться к своей цели, вкладывая в это всю душу. Твое призвание — не обязательно музыка. Музыка ведет к Пути только бардов. У остальных, идущих по Пути, свои занятия. Но для меня, — продолжал Талиесин, — гармония между исполнителем и инструментом всегда была ключом, выпускающим на волю мою внутреннюю магию. Магию, которая звучит в моей музыке и ведет меня по жизни. Ощущать эту магию, Сара, все равно что касаться сердца Луны. С этим ничто не может сравниться. Представь себе, как Луна — этот небесный корабль — поднимается над лесом. В тот первый миг, когда она оказывается над деревьями… Этот миг наполнен обещанием, порывом и мощной магией… Вот так же и моя жизнь, раз я иду по Пути. И это ощущение возникает из-за моей «тоу».
— Ты так красиво это описываешь, — вздохнула Сара. — Хотела бы я быть в таком же ладу с собой.
— А почему ты решила, что это невозможно? — Талиесин показал на кольцо у нее на пальце. — Такое кольцо — это дарственное кольцо. Мне мое кольцо дал мой учитель Мирддин. Такое кольцо может попасть на палец только тому, кто внушает надежды, что способен пойти по Пути.
— Но мне его никто не дарил. Я нашла его в коробке, она стояла в лавке у моего дяди.
«И коробка оказалась с сюрпризом, — подумала Сара. — С бесплатным выигрышем внутри».
Но Талиесин покачал головой.
— Все равно это подарок, — сказал он, — неважно, как он попал к тебе. Такие кольца наделены чутьем, они чувствуют, что человек, который их носит, имеет на это право.
— Ну, не знаю. По-моему, это просто случай, что я его нашла. И что я здесь. Зачем? Я не вижу в этом никакого смысла. Взять хотя бы тебя — ты обладаешь способностями к магии, ты — важная персона.
— Магия — это боковая дорожка, ведущая к Пути.
— И довольно причудливая боковая дорожка. Я просто обманываю себя и сама об этом знаю. Происходит что-то удивительное, и я уверена, ты играешь в этом какую-то роль. А я? По-моему, я попала сюда совершенно случайно.
Талиесин нахмурился:
— Так говорит твой друг Киеран.
— Он мне не друг.
— И все-таки ты просто повторяешь слова, которые, как ты мне сама сказала, он говорил тебе. Я знаю, Сара: случайностей не бывает. Хотя мы и принимаем решения сами, мы принимаем их потому, что есть некая высшая неведомая сила, она подсказывает их нам. Тут мы не властны. Но в нашей власти решить, по какой дороге мы пойдем. Если сейчас ты отойдешь в сторону… — он вздохнул, — ты так ничего и не узнаешь. — И что, по-твоему, я должна сделать?
— Должна выбрать сама.
— Тогда хотя бы скажи мне, что, по-твоему, со мной происходит? Зачем я здесь? И что мне выбрать?
— Помню, когда я задал такой вопрос Мирддину, — сказал Талиесин, — он взглянул на меня и ответил, что мне нужно выбрать одно из двух. Принять вызов и стремиться применить на деле все, что во мне заложено, или провести остаток дней, пытаясь понять, мимо чего я прошел. — Талиесин покачал головой. — По-моему, я наговорил слишком много.
— Нет, ты сказал то, что надо. Я… я пойду по этой дороге и посмотрю, куда она меня приведет.
— Но нельзя идти вслепую, — предостерег ее арфист. — Иди с открытыми глазами и с готовностью к познанию.
— Я запомню твои слова.
Над их головами прокричала пустельга, и, проводив ее взглядом, Сара снова повернулась к Талиесину.
— Сколько же тебе лет? — спросила она. — Выглядишь не больше чем лет на сорок, но, судя по твоим рассказам про то, что ты успел сделать… А на том рисунке, который я нашла, ты вообще гораздо старше.
Талиесин пожал плечами:
— Время — необъяснимый властелин, а для тех, кто бывает в Средних Королевствах — во всех этих Иных Мирах, — оно имеет обыкновение оборачиваться вспять. Оно течет то вперед, то назад, так что не поддается исчислению. Когда я собирался осесть в Гвинедде, я был старше, чем сейчас. Ты упомянула рисунок. А я никогда не видел человека, изображенного рядом со мной. Во всяком случае, я не узнал его по твоему описанию — ни его лица, ни одежды. Я давно перестал следить за проделками времени. Мирддин как-то сказал мне, что живет, будто двигаясь назад, ибо больше знает о том, что было. Тогда я решил, что это — одна из его загадок. Но сейчас, по-моему, я понимаю его лучше.
«Мирддин, он же — Мерлин. Король Артур. Уэльский бард Талиесин. Герои легенд ожили, — думала Сара. — Мы обсуждаем их, как людей из плоти и крови, и один из них сидит сейчас у костра, напротив меня. Если все это не сон…»
