— Эта вилла — не мое фамильное гнездо, я ее
купил три года назад. Остальные мои дома — тоже недавние приобретения. — Его
губы сжались, словно он пытался остановить себя. О внутренней борьбе можно было
судить по жесткому блеску глаз и жилке, вздувшейся на виске. — Как ни приятно
тебе думать иначе, но я вырос не тут. Вначале моим домом были улицы Неаполя,
где надо сражаться за место под солнцем. Так что не стоит попрекать меня
тепличным детством.
Алисе хотелось проглотить свои слова обратно.
— Извини, Данте, я не знала.
— Нет, потому что такая же, как все, — готова
пристроиться к уже имеющемуся богатству. Какая разница, откуда оно взялось?
— Это нечестно. Мне не все равно, откуда
твои деньги. Я никогда бы не пришла к тебе, если б видела другой выход.
— Ага, и в результате ты тут. Ладно, мне
надо работать.
Данте вышел из дома, втянул в легкие свежий
воздух. Что за чертовщина с ним такая? С чего он вдруг начал выворачиваться
перед ней наизнанку? Почему предположение, что он родился с серебряной ложкой
во рту, так его разозлило? Ему плевать, что говорят люди.
Он обернулся к вилле лицом. Он справится с
этим, справится с ней. Разве могут его задеть слова какой-то мелкой,
интриганки? Она годится лишь затем, чтобы согревать его постель. И можно
поклясться, это произойдет очень скоро.
Алисе передали записку. Она развернула листок.
Вид крупного решительного почерка мигом воскресил в памяти смуглое красивое
лицо.
Я уехал в Милан закончить последние приготовления.
Вернусь к вечеру. Утром появится мой помощник Алекс, встретит гостей. Все, что
требуется от тебя, — быть готовой к семи вечера. Встречаемся в твоей комнате.
Оденься поприличнее. Данте.
Вот так! А она-то уже начала осваиваться на
вилле, с радостным предвкушением ждала встречи с ним. Размышляла, не заметил ли
он чего-то нового в ее отношении к нему... приятно ли оно ему.
Скомкав записку, она бросила ее в мусорное
ведро и кинула взгляд в зеркало. Смягчиться к Данте Д'Акьюани — намеренно
призвать на свою голову катастрофу. Ей ли не знать. Особенно после его
возмутительных поцелуев. Нельзя позволять себе забыть Рауля Карро. Но... как ни
ужасно, образ Рауля Карро становился все расплывчатей, вспомнить его было все
труднее.
Она рассердилась на себя. Нельзя забывать, что
Данте — такое же животное, только одежда другая. Человек его типа может лишь
безжалостно использовать ее, а после выбросить вон. Да разве сейчас он не это
делает?
Пора уже ей переключиться на другие заботы.
Она очень неопределенно объяснила свое поведение Мелани, сославшись на то, что
оказывает Данте услугу — дескать, ему нужна хозяйка... К счастью, Мелани не
видела газет и не пыталась донимать ее вопросами.
После целого часа счастливой болтовни Мелани
о предстоявшей завтра выписке Алиса повесила трубку. Как ни неприятно думать о
Данте в роли благодетеля ее сестры, сейчас Алиса едва не плакала от
облегчения.
К семи вечера Алиса дошла до крайнего нервного
напряжения. Она кожей ощущала каждую утекающую секунду, когда услышала,
наконец, звук приближающегося вертолета. Данте. По правде сказать, весь день
только и слышалось, что звуки прибывающего транспорта да топот суетившегося
персонала. Алиса затаилась в своей спальне, боясь, что кто-нибудь захочет
узнать, на каком основании находится здесь она.
В девять утра она открыла дверь мужчине примерно
такого возраста, как Данте. Светловолосый, низенький, с озорными синими
глазами, он представился Алексом, помощником Данте, и сообщил, что будет
встречать гостей. Алиса заметила его оценивающий взгляд. Должно быть, он про
себя удивлялся, что в ней нашел его босс.
Алиса надменно выпрямилась, гадая, не рассказал
ли ему Данте все. Но Алекс вел себя вполне достойно, несколько раз заходил
узнать, не нужно ли ей чего, так что особых претензий к нему у нее не было.
Стрелки часов почти добрались до семи, и все
равно Алиса подпрыгнула от стука в их общую дверь. Через толстые стены она не
услышала, как он вошел к себе. Вздохнув, она оглянулась на себя в зеркало,
пытаясь решить, достаточно ли представительной ему покажется.
— Войдите.
Данте повернул ручку, чувствуя странное стеснение
в груди. Что с ним такое? Вечернее солнце заглядывало в комнату, Алиса стояла в
ореоле его лучей. На ум шли банальные слова типа поразительно, роскошно, но их
было недостаточно, чтобы отдать ей должное. На ней было темно-красное платье.
Шелковое, без бретелей, доходящее до коленей, с разрезом вдоль бедра,
подчеркивающее мягкие женственные формы. Простого и вместе с тем достаточно
провокационного фасона, чтобы внушить желание немедля сорвать его и бросить
Алису на ближайшую постель. Рука его сильнее сжала ручку двери.
Солнце ушло, свет стал приглушеннее. Данте
поморщился. Глупые фантазии, только и всего. Взяв чувства под контроль, он
шагнул вперед.
Алиса ужасно нервничала. Какое-то время она не
могла различить в тени его лица.
— Надеюсь, все в порядке? Я не знала, что
лучше надеть, — наконец выдавила она.
Почему она кажется такой чертовски нервной?
Надежно упрятанные противоречивые чувства снова всплыли на поверхность.
— Все замечательно. Что ты сделала с волосами?
Вспыхнув, она поднесла руку к голове.
— Надо было их распустить? Я попыталась повторить
прическу, которую мне вчера парикмахер показала.
Волосы смотрелись изумительно. Собранный на
затылке небрежный узел выглядел завораживающе сексуально.
— Все замечательно, — повторил он. — Пошли, а
то опоздаем.
Алиса взяла шаль и неуверенно последовала за
ним. К высоким каблукам она не привыкла. У лестницы он нетерпеливо обернулся.
Ее сердце упало. Нетерпение в его глазах между тем сменилось чем-то... чем-то
жарким и непостижимым. Когда она подошла, он взял ее ладонь и поднес к губам. Смущенная
излишней интимностью жеста, она покраснела.
— А, Д’Акьюани, вот ты где! — прозвучало
снизу, и Алиса осознала, что их отлично видно в открытую дверь гостиной,
смежную со столовой. Данте сильнее сжал ее руку. Да он комедию ломает! Алиса
почувствовала себя полной дурочкой. Ей-то показалось... Сверкнув глазами, она в
свою очередь стиснула его пальцы, словно желая сказать: Я понимаю, что все это
притворство...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Потягивая вино из бокала, Алиса старалась не
допустить на лице смущенную улыбку. Окружающая обстановка резко отличалась от
той, к которой она привыкла за последний год, до смешного. Но стоило взглянуть
на внушительную спину Данте перед собой, и желание улыбаться сразу пропадало.
Данте полностью погрузился в беседу, оставив
позади Алису, слегка испуганную видом новых людей, разодетых в пух и прах.
Кроме Бушенона и О'Брайна присутствовало пятеро солидных мужчин и две женщины
того же сорта, каждый с помощниками и консультантами. Все казались устрашающе
важными. В комнате отчетливо пахло деньгами — такими деньгами, что голова
кругом.
