— Я? По крайней мере, я не из тех, кто бросает людей с легкостью, как будто выкидывает старую надоевшую игрушку!
Анголос приблизился к ней и прошипел сквозь стиснутые зубы:
— Что ты сказала?
— Я могу тысячу раз повторить, чтобы ты убирался к чертовой матери из моего дома и из моей жизни! Я ненавижу тебя! Я тебя презираю! — Джорджи хотела было наброситься на него с кулаками, но он опередил ее, схватив за руки и притянув к себе.
От его близости у Джорджи перехватило дыхание. Ее душа раскололась на две половинки, одна хотела вырваться, а другая, наоборот, желала раствориться в объятиях этого мужчины.
— Пусти меня!
Внезапно он ослабил объятия.
Она недоверчиво уставилась на Анголоса. Он всегда был сильным. Но этот короткий поединок доказал, что он стал еще более мускулистым, чем раньше.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — повторила она упрямо.
— Я уйду, когда выскажу то, что хочу.
Джорджи не удивилась. Анголос совсем не изменился. Он все так же упрям и бескомпромиссен.
— Пусть твой адвокат свяжется с моим, — сказала она. — Разве не так это обычно делается?
— У тебя нет адвоката.
— А у тебя нет ни малейшего шанса заставить меня слушать твои речи.
Он с минуту изучал ее упрямое лицо, прекрасные янтарные глаза, в которых отражались обида и злость одновременно, а потом снова провел рукой по волосам.
— Мне нужно что-нибудь выпить.
— За углом есть бар. Им все равно, кого обслуживать.
Анголос исподлобья посмотрел на Джорджи.
— Семья Кемпов, как всегда, просто образец гостеприимства.
Джорджи почти не слушала его. Губы Анголоса были такими притягательными, они гипнотизировали и манили ее... Одетый во все черное, он выглядел блестяще, в нем было что-то зловещее, но безумно сексуальное!
— Дом и даже город остались прежними, но ты... — добавил Анголос, с интересом оглядывая Джорджи с ног до головы, — ты изменилась...
— Ты имеешь в виду, что теперь я не ношу фирменную одежду? — улыбнулась Джорджи. — Но я никогда не гналась за модой. Это все не для меня.
— Я имел в виду, что ты повзрослела.
— Было время, когда для меня было очень важно, что ты обо мне думаешь...
Но чем сильнее она старалась быть такой, какой он хотел ее видеть, тем больше они отдалялись друг от друга. Даже самая модная одежда не сделала бы ее частью богатого, знатного клана Константинов.
В семье Анголоса все почему-то сразу невзлюбили ее. А особенно его мать, Олимпия Константин. Она никогда не скрывала своей неприязни к Джорджи. Только когда сын бывал рядом, Олимпия вела себя осторожнее. Она с ловкостью скрывала свои истинные чувства. Но в остальное время была не особенно гостеприимна. И не делала секрета из того, что она не хочет, чтобы Джорджи становилась частью их драгоценного семейства.
В конце юнцов она добилась своего. Джорджи, вздохнув, вздернула подбородок.
— Я больше не та простушка, какой была раньше.
Она удивилась, как твердо звучал ее голос.
— Я не знаю, зачем ты здесь, Анголос, и не хочу знать. — Джорджи снова указала ему на дверь.
Анголос с каменным лицом поднял с пола игрушечную машинку. Она наблюдала, как он перекидывал ее из одной руки в другую.
— Он мой сын.
Джорджи пожала плечами.
— И что?
Анголос бросил машинку в переполненную коробку для игрушек и потер переносицу. Вид у него был какой-то странный. Джорджи никогда раньше не видела его таким.
— У меня есть сын.
— Ты говоришь так, будто это для тебя неожиданность, — съязвила Джорджи. — Он у тебя был все это время, и за три года я что-то не заметила, чтобы ты хотел увидеться с ним. Ты не прислал ему ни одной поздравительной открытки, хотя бы на день рождения. — Джорджи опустила глаза, чтобы он не увидел появившихся слез.
— Я думал, что если денег, которые я перечисляю на счет Никки, недостаточно, то...
Джорджи вспыхнула.
— Неужели ты полагаешь, что я взяла хотя бы пенни из тех денег?
Анголос поджал губы.
— Не пытайся меня убедить, что ты не притронулась к ним!
— Мне никогда не нужны были твои деньги! Я лишь хотела... — Внезапно она осеклась: — Если ты мне не веришь, проверь счет! — Джорджи стало неожиданно обидно и больно.
— Тогда на что же вы живете? — спросил он. — Или кто-то вас содержит?
От негодования у нее перехватило дыхание.
— Я делаю то, что сделала бы любая женщина в моем положении. Я работаю.
От удивления брови Анголоса поползли вверх.
— Работаешь? Ты?
— Да, а что в этом удивительного? Я хотела стать учительницей, когда мы познакомились, если ты забыл.
— Я помню. Так, значит, сейчас у тебя отпуск. Но ты ведь бросила учебу на последнем курсе.
— А что мне еще оставалось делать?
Анголос был растерян.
— Всегда есть выбор, — пробормотал он.
— Тебе, кажется, нравилось, что ты женишься на студентке?
— Ты же говорила, что карьера для тебя важнее...
— Ты прав, всегда есть выбор, — перебила Джорджи, — я сделала неверный шаг, я вышла за тебя замуж.
Анголос пристально посмотрел ей в глаза.
— Мы оба ошиблись.
— Давай не будем об этом, я не хочу. — Джорджи не хотела вспоминать, сколько бессонных ночей она провела в слезах, когда Анголос бросил ее. — Я вернулась в колледж после рождения Никки.
— Ребенку нужна мать.
— Что мне всегда в тебе нравилось, так это твоя забота обо мне. И мать у Никки есть, это отца у него нет, — парировала Джорджи.
Кажется, в этот момент Анголос понял, что до сих пор вел себя как трусливая крыса, сбежавшая с тонущего корабля.
— Я не отказывалась от него, — продолжала девушка. — Я не из тех, кто бежит от ответственности.
В глазах Анголоса появился гневный блеск.
— Я не отказывался от сына! Мы с тобой воспринимаем эту ситуацию по-разному.
Джорджи с иронией приподняла брови.
— Прости, но я не понимаю греков. Ты не переведешь мне, что ты только что сказал?
— Ты не понимаешь мой язык, потому что даже не попыталась его выучить.
— Не попыталась?! — вскричала она. — Может быть, мой греческий не настолько хорош, как твой, но я честно хотела его освоить. Я перестала посещать курсы, когда...
Анголос, как громом пораженный, смотрел на Джорджи.
