– Ничего, у нас всё с собой, – улыбнулся я, кивая на сумку, поставленную у вешалки, рядом с которой я раздевался.
– О, так ты прямо с вещами ко мне? Неужели решил переселиться?
– Нечто в таком роде. Ты будешь против?
– Нет, конечно. Располагайся. Мне не будет одиноко в такой большой квартире.
Люда улыбнулась, но это слишком чётко обозначило пару глубоких морщин на её лбу. А я подумал о том, что даже не поинтересовался по телефону – живёт ли она с кем-нибудь, и вообще, насколько уместным будет мой такой неожиданный и основательный приезд. Впрочем, возможно, где-то внутри я чувствовал, что наша встреча была вовсе не случайной, а значит, и всё остальное просто не могло быть по-другому.
– Отлично. Может быть, угостишь кофе?
– Да, всё уже готово. Мой руки.
Я кивнул и, посетив очень чистую, пахнущую какими-то моющими средствами, ванную комнату, вернулся в просторную гостиную, где на большом полупрозрачном столе всё было уставлено всякими вкусностями. Прямо настоящий пир.
– Ну, как, перекусишь немного?
– Пожалуй, это слишком скромно сказано.
– А то видок у тебя нездоровый и измождённый.
– Поверь, на это есть причины, – пожал плечами я, тяжело плюхаясь на твёрдый, чуть вогнутый в середине деревянный стул и хватая толстый кусок красной рыбы. – Спасибо за такое царское угощение. Я ощущаю себя даже лучше, чем дома.
– Не за что. У меня нечасто бывают гости.
Люда вздохнула и, усевшись напротив, поджала босые ноги с ярко-оранжевым педикюром, почему-то напомнившие мне о лете:
– Так кто начнёт?
– Что?
– Ну, говорить. Полагаю, у нас обоих много чего накопилось.
– Если ты не против, то, пожалуй, я.
– Конечно. Тем более что я твоя должница!
Я не спросил за что, хотя и догадывался, что речь идёт о нашей последней встрече, и, вздохнув, начал свой рассказ с того самого момента, как стоял возле парка и ждал Ольгу. К моему удивлению, Людмила оказалась замечательной слушательницей в том смысле, что не охала, не пыталась меня перебить или делать круглые глаза, странно поглядывая, как, наверное, в подобном случае сделало бы большинство людей. Я просто говорил, постепенно увлекаясь, а она слушала и, кажется, становилась всё более расслабленной. Мне же почему-то казалось, что, высказанная вслух перед кем-то, ситуация становится намного проще и понятнее, чем надумывалось про себя. А когда я закончил, Люда громко щёлкнула зажигалкой и выпустила в потолок внушительную струю сладковатого дыма:
– Интересно. Вот, значит, что это было.
– О чём ты?
– Ну, про Трюфельный холм.
– А ты его тоже видела?
Я был очень удивлён.
– Да, ещё когда была маленькой девочкой. Я это хорошо запомнила, потому что очень любила папу и серьёзно обижалась на то, что он мне не верит. Впрочем, с годами я и сама была склонна приписывать всё это исключительно бурной детской фантазии, а вот ты сейчас подтвердил всё то, что меня до сих пор беспокоит.
– И как это было?
– Всего два раза. Мы гуляли рядом с парком – мне там почему-то больше всего нравилось возиться с игрушечной коляской и куклой Алёной. А ещё я обожала раскладывать камешки, которые постоянно собирала там же, придирчиво разглядывая, а дома складывала в многочисленные пластмассовые баночки из-под новогодних подарков. Видимо, именно поэтому я в деталях видела всё, что ты сейчас описывал, хотя, скажу честно, не замечала кого-то входящего туда или стоящего в ожидании рядом. Пожалуй, не задумываясь тогда об этом, стоит признать, что Трюфельный холм действительно наблюдала только я, чем честно делилась с папой, но он мне, понятное дело, не верил.
– И где эти камешки сейчас?
– Наверное, давно выброшены.
Люда как-то нарочито-нервно улыбнулась:
– Однако ты не задаёшь главного вопроса. Почему?
– То есть?
– Ну, верю я тебе или нет?
– Я не сумасшедший, и мне ни к чему тебя обманывать. Ведь так?
– Согласна. Хотя, признаюсь, всё-таки очень сложно поверить. Особенно в то, что Жени больше нет, а Борис превратился в какого-то монстра.
– Что ты хочешь этим сказать? – вздрогнув, спросил я.
– Не более того, что мы с ними были знакомы и в последний раз виделись буквально в прошлом году летом.
– Но как, где?
– Всё просто. У меня осталась от родителей дача в том же самом садовом товариществе. Я как раз там была и болтала с обоими – наши участки рядом через два дома.
– То есть вы друзья?
– Скорее просто знакомые. Мой папа дружил с родителями Жени и Бориса, поэтому, сам понимаешь, я тоже немного в теме.
– Тебе не кажется это странным и подозрительным? – я откинулся на спинку стула и как-то лихорадочно задумался.
– Что?
– Мы случайно встретились как раз во время всех этих событий, я сейчас у тебя, и проблема касается наших общих знакомых. Не слишком ли много совпадений?
– Даже и не знаю, что тебе на это ответить. – Людмила красиво повела плечами и вздохнула.
– Может быть, так на самом деле и должно было случиться. Как тут разберёшь?
– Собственно, мне очень хотелось бы услышать твоё мнение и совет разумного человека, – признался я, осторожно наливая красное вино в необычный квадратный бокал.
– Может быть, сделаем так: я немного подробнее расскажу о себе, а потом мы вместе подумаем – как и что нам делать?
– Пойдёт, – улыбнулся я и, перестав жевать, принял самый заинтересованный и внимательный вид.
– Так вот, слушай и, пожалуйста, не перебивай, – начала Людмила.
Даже если я бы и хотел вставить хоть слово, у меня вряд ли бы это получилось. Девушка настолько быстро и эмоционально говорила, что во многих местах я невольно начал терять суть повествования. Тем не менее, старался не отводить глаз и понимающе кивать, периодически посматривая на расположившегося возле холодильника Норда. Он тоже, казалось, внимательно слушал, положив морду на скрещенные лапы и глядя куда-то в потолок.
Но общую суть того, чем так хотела поделиться Людмила, я вполне ухватил – выгодное замужество, убийство мужа в какой-то бандитской разборке, преследование и вымогательство у девушки каких-то больших денег, занятых супругом. Потом ситуация удачно разрешилась, и её оставили в покое вместе с приличным состоянием. Но здоровье оказалось надорванным – выяснившаяся при обследовании невозможность иметь детей, несколько неудачных попыток сойтись с мужчинами, отрицательный опыт коротких периодов работы в каких-то мелких конторах, изнывание от безделья, ни к чему не приведшая попытка суицида. Родители Людмилы уже умерли, больше никаких близких родственников у нее не было, отношения с окружающими складывались сложно, и даже более-менее терпимыми подругами ей обзавестись не удалось. В общем, можно сказать, весьма характерная картинка для подобных современных женщин. Собственно, нечто подобное я и предполагал, но удивился мрачному юмору и относительному спокойствию Люды во время ее рассказа.
