Федор покосился на Веронику:
— Пока нет, не в нем. Пока дело в том, что Вадим тоже был
убит. Вчера я думал, что из трубки дунули, а сегодня думаю, что из детского
арбалета выстрелили. Тут этих арбалетов продается — на каждом шагу. С
резиновыми стрелами. Видели?
— Федор Федорович, немедленно прекратите нас расстраивать! —
Это, конечно, Элеонора Яковлевна.
— Разве я расстраиваю? — удивился Федор. — Все еще впереди.
Странный способ убийства, странное оружие, все очень странное. Но наш убийца
тоже человек… странный.
— Ну кто, кто?
— Вероника!
— Дед, ну что такое? Что он все тянет и тянет, я больше не
могу!
— Дело в том, что у нас перед глазами было не только
убийство, но и еще некоторым образом…
— Что?!
— Вероника!
— Любовный роман, — договорил Тучков быстро, — вернее, даже
два. Нет, три.
— Три романа? — бодро удивилась Юля.
— Один из них окончился трагически. Вадим погиб, и Галя
пока… не в себе.
— Его лошадка сбросила, — пробормотала бабуся Логвинова,
опять устраиваясь подремать. Глаза у нее закрывались. — Он на лошадке, а она,
стало быть, его… товокнула… норовистая, видать, лошадка…
— А какие еще… романы?
Федор Тучков вздохнул с тоской и посмотрел на Марину. Как
она его понимала!
— Есть еще Вероника и Павлик Лазарев и Геннадий Иванович с
Оленькой.
Стало так тихо, что показалось, будто мальчишки со своим
мячом ворвались прямо в директорский кабинет.
— Димон, держи!! Димон!! Да он не вратарь, а Филимонов,
блин!
— Сыночек? — тихим голосом спросила Валентина Васильна. — Ты
что? С этой кошкой драной… встречаешься?
Дед Генрих Янович крякнул, сорвал очки и швырнул на стол.
— Я говорил тебе, — сказал он внучке с сильным акцентом, —
что из этого ничего, кроме сраму, не выйдет. Я же говорил тебе!
— А мне все равно! — вдруг крикнула Вероника. — Я его люблю!
— Любит она, видите ли! — фыркнул дед и повернулся к Марине.
— Видите, что себе в голову вбила! Любовь у нее! Верите ли, специально из
Москвы увез, думал, хоть отойдет здесь, так он за ней приехал!
— Павлик, — простонала Валентина Василька, — мальчик! Дак
ты… за ней?! За кошкой драной?! Ты не к маме приехал?!
— Паша, скажи ей! — закричала Вероника и заплакала. — Ну,
скажи ты ей! Ну, Паша!
— Чего говорить-то? — хмуро спросил тот и зашевелил своими
складками. — И так все ясно. Мы с ней поженимся, и вы тут что хотите делайте.
Прости, мамань. И вы тоже, дедушка.
— Да какая она тебе пара, сыночек?! Ни в огороде, ни в
хозяйстве ведь ничего! Только денежки твои профукает, да еще небось и не родит!
— Мам, — сказал Павлик негромко, — ты помолчи пока. Ты мне
все потом скажешь, а я послушаю. Один. Договорились?
Странное дело, но мать утихла. Рот у нее самопроизвольно
открывался некоторое время, а потом она повалилась на диван и толстыми пальцами
взялась за щеки — лак на ногтях почти облез.
— А че? — прошамкала бабуся Логвинова. — Чай плохо? Дело
молодое, пущай их себе…
Вероника всхлипывала.
— Дед, мы встречаемся уже два года! Два! Дед, ну я же не
безмозглая дура, чтобы ничего не понимать! Ну почему ты совсем, совсем!
Марина была так поражена, что не могла даже ни о чем
спросить своего генерала.
Вероника и Павлик?! Господи Иисусе! Куда там старику
Шекспиру с его итальянскими семьями, когда тут Павлик с Вероникой!
— Разговор, который мы подслушали с Мариной, — начал Тучков
Четвертый, — как раз больше всего подходил под разговор влюбленных, которые
встречаются… тайно. Я потом запутался немного, но путался недолго. Я хотел,
чтобы Марина мне помогла выяснить кое-что. Я думал, что она поговорит с
Вероникой, и… Она помогла мне, но в разговорах уже не было необходимости. Так
вот. На корт вчера Вероника пришла в мокрых кроссовках и зачем-то три раза
повторила нам, что только что встала с постели, хотя никому из нас не было дела
до того, когда она встала. Тем не менее она повторяла. Как я понимаю, для того
чтобы все запомнили и при случае подтвердили Генриху Яновичу, что она никуда не
отлучалась и на площадку пришла прямо из номера. А она ходила на свидание.
Верно?
Вероника кивнула и покосилась на своего деда. Тот сидел
очень прямо и барабанил пальцами по столу.
Марина почему-то вспомнила свою мать.
Да. Все это очень нелегко. Нелегко.
Даже таким молодым нелегко.
— Потом Марина слышала, как они ссорились с дедом, и Вероника
кричала что-то о том, что умрет, но я никак не предполагал, что она может
умереть от любви… к Павлику.
— Так ведь никто не предполагал, — язвительно вставил Генрих
Янович и пронзительно посмотрел на преступницу. Преступница вдруг ему
улыбнулась дрожащей улыбкой. Дед величественно отвернулся.
А может, и обойдется, кто их знает? Может, у них и вправду…
любовь?
— Потом была игра с телефоном, который не звонил, — все для
деда, чтобы он ничего не заподозрил. Вы ведь пообещали ему, что больше не станете
видеться с Павликом, да? И разыграли сценку с неведомым московским приятелем,
которого называли дусей и объяснялись в любви. Правильно?
Вероника кивнула.
— Господи, какой разврат! — пробормотала Элеонора Яковлевна,
содрогнулась и погладила Оленьку по плечу. — До чего могут дойти эти молодые!
— Я пообещала, потому что дед сказал, что я его сведу в
могилу. А Пашке я сказала, что попробую все же его уговорить. Ну вот. А дед
никак не уговаривался. Я тогда Пашке записку написала, чтобы он уезжал, и под
дверь сунула.
— Я знаю.
— Откуда? — поразилась Вероника и вытерла слезы. — Никого же
не было в коридоре!
В коридоре не было, подумала Марина быстро. Зато на балконе
оказалось полно народу.
— Я не знала, что он приедет, — объяснила Вероника, — я его
просила не приезжать. А он заявил, что такой подходящий случай всем все открыть
— и деду, и его… маме. Он сказал — ты потом ни за что не решишься. Давай
сейчас. А я боялась очень. Я хотела, чтобы он уехал.
— Да что мы?! Разбойники с большой дороги, что ли? — вдруг
пронзительно вопросила Валентина Васильна и высморкалась в носовой платок в
крупную синюю клетку. — Мы что, своим детям враги, что ли? Боялась она! Подумаешь,
трусиха какая! Нужен тебе мужик, так и стой на своем, никому не отдавай! А то
боится она! Волков бояться, в лес не ходить!
