— Давай, — с готовностью согласилась Марина. — Может, теперь
кофе?
— Кофе хорошо.
— Или чай?
— Чай тоже хорошо.
— Так чай или кофе?
— Мне все равно.
— Ты как Галя, — пробормотала Марина, — ей тоже все равно.
И по-хозяйски достала из-за стекла черную банку и две кружки
— точные копии ее собственной, — а чайные чашки отставила на сервант.
Федор следил за ней и улыбался.
Когда она ничего не боится — забывает, что надо бояться! —
то становится похожа на женщину его мечты.
Оказывается, все эти годы он только и делал, что мечтал
именно об этой профессорше. Так ему теперь казалось.
— Есть несколько линий, — начал он, когда она устроилась
напротив и подсунула поближе к нему вазочку с леденцами «Взлетные». Он
развернул конфету и сунул за щеку. — Их очень трудно разделить. По крайней мере
у меня пока никак не получается. Есть линия первого убийства. К ней имеет
отношение… что?
— Что?
— Ремень, который ты нашла в пруду. Это раз. Два: Юля и
Сережа говорили, что «его слишком быстро нашли».
— Это важно или нет?
Тучков Четвертый прихлебнул кофе и зажмурился оттого, что
было горячо.
— Я склонен думать, что важно. По крайней мере это
подозрительно, однако до конца не понятно. Но мы не можем это отвергать именно
потому, что это подозрительно. Они вполне могли говорить про труп.
— Могли.
— К линии первого убийства еще имеет отношение, что Элеонора
чирикала о том, что Оленька столкнулась с Чуевым в магазине и что-то там такое
между ними случилось. Правильно?
— Да.
— Мы не знаем, что именно, и не бредит ли любящая мамочка.
— Не знаем.
— Очень маловероятно, что она его тоже «узнала», как Вадим.
Оленька вряд ли жила в Ярославле и имела отношение к бандитским делам.
— Почему?
— Потому что она просто экзальтированная сорокалетняя дура,
дочь большого начальника, — с досадой сказал Тучков Четвертый. — Ты знаешь, как
ее фамилия?
— Н-нет.
— А я знаю.
— Откуда?
— Боже мой, — отчетливо проговорил Федор Федорович, — все из
того же журнала, который мы с тобой смотрели. Когда ты виртуозно изображала
растяжение связок. Ее фамилия Крячкина. Ольга Павловна Крячкина. Ее папаша был
председателем Госплана. Лет сорок, наверное, подряд. Я очень хорошо помню имя —
Павел Николаевич Крячкин. Последние лет двадцать они точно жили только в
Москве, следовательно, Оленька никаких ярославских бандитов знать не могла. Они
помолчали.
— Да, еще Вероника видела, как Чуев выходил из номера
напротив, а мы знаем, что там ремонт. Что он там делал? Как он туда попал?
Тучков задумался, осторожно дуя на кофе.
— Кстати, — вдруг сказал он громко, — это надо уточнить.
— Что, Федор?
— Что именно он делал — входил или выходил? Потому что если
входил, это одно дело, а если выходил, тогда все рассыпается прямо на глазах.
— Что рассыпается?
— Теория.
— А что, — поразилась Марина, — есть теория?!
— Ты меня обижаешь, — пробормотал он, — конечно, есть.
И опять замолчал надолго.
— Едем дальше. Дальше много непонятного, но мы не знаем,
имеет ли это отношение к убийству. Во-первых, Вероника. Сначала она ночью
разговаривает с кем-то под нашими балконами, потом утром приходит на корт в
мокрых кроссовках и говорит, что всю ночь спала, потом ссорится непонятно с
кем, причем кричит, что ее смерть будет на чьей-то там совести, потом
разыгрывает представление с телефонным звонком. Я был уверен, что это не имеет
никакого отношения к убийству.
— А к чему имеет? — Маринино любопытство выросло до размеров
среднего воздушного шара, и она старалась затолкать его куда-нибудь подальше,
чтобы было не так заметно.
И почему-то «приключение» вернулось. Может, оттого, что
полицейский капитан в выцветших и потертых джинсах посиживал на веранде мисс Мэри,
потягивал холодный лимонад и рассуждал о высоком, а солнце играло в длинных
носах его крокодиловых сапог?
— Я думаю, что все это часть какой-то игры.
— Какой?
— Точно я пока не знаю. Думаю, что у нее роман или что-то в
этом роде.
— Ее роман в Москве.
— Ее роман где-то здесь, и от этого весь сыр-бор.
— Не может быть.
— Геннадий Иванович все время оказывается в кустах, —
объявил Федор Тучков, — и непонятно, что он там делает. Его коробок мы нашли
там, откуда проволокой выстрелили в лошадь. Зачем ему коробок, если он не курит
и не разводит костры? Что он делал в лесу — первый раз, когда мы его видели, и
второй, когда видела Зоя?
— Может, он как раз и шел, чтобы засесть в кусты.
— Да мотивов никаких нет! Ну что ему Вадим? Кроме того, мы
знаем, что была еще какая-то «она», о которой нам ничего не может рассказать
Галя, и Вадим тревожился, что «она» его видела.
— А почему ты не нашел у Павлика пистолет?
— Пистолет у Павлика я не нашел, потому что у него не было
никакого пистолета, — сказал Тучков назидательным тоном, — я тебе уже говорил.
— Я же видела!
— Что ты видела?
— Пистолет.
— Вот именно.
— Так почему его нет у Павлика, если я видела?
— Потому что ты видела пистолет, а не Павлика!
Марина опешила.
— Как… не Павлика?
— Так. Не Павлика. Ты видела мужчину, одетого, как Павлик, и
с пистолетом в руках. Помнишь, ты мне сказала — в этих очках ты похож на
Павлика Лазарева?
— Помню, — пробормотала Марина неуверенно.
— В этом все дело. Все похожи друг на друга в шортах и темных
очках. Надо только, чтобы телосложение было примерно… одного типа. Мне трудно
перевоплотиться в Геннадия Ивановича, а в Павлика — сколько угодно.
Марина молчала, только смотрела на него.
