— Федор?
— Я здесь.
Деревянная калитка была открыта, лошадь за ней тревожно
переступала ногами, била по бревнам хвостом. Федор говорил ей какие-то слова,
отсюда Марина не могла разобрать, какие именно.
Он быстро оглянулся на нее и приказал:
— Сюда не лезь. Тише, Мальчик, тише. Я просто хочу
посмотреть. Только посмотреть. У тебя сегодня трудный день, я знаю. Ты даже
оправдаться не можешь, сказать ничего не можешь, а ты ни в чем не виноват, я-то
знаю… Я знаю, Мальчик. Я знаю, ты бы объяснил, если бы умел разговаривать, ты
же не такой гордый, правда? Хотя я бы, наверное, ничего не стал объяснять.
Он говорил и медленно приближался к лошади, которая уже не
так беспокоилась, и хвост почти перестал мести по стенам, и в длинном и темном
лошадином глазу появилось любопытство, все еще смешанное со страхом, но почти
человеческое.
Марина смотрела как завороженная — не на Федора Тучкова, а
на лошадь.
— Дай я посмотрю, что тут у тебя такое… Я просто посмотрю, я
знаю, что ты просто так ни за что не стал бы… Ты же хороший, умный Мальчик,
отличная лошадь, самая умная лошадь…
— Кто здесь?!
Марина вздрогнула, повернулась и чуть не упала — в коленке
стало больно.
— Кто здесь? Что вам надо?
Лошади тревожно завозились и выставили морды.
— Зоя, — позвала Марина, узнав голос, — это я. Марина
Евгеньевна.
— Какая еще… Марина Евгеньевна?!
Девчонкин силуэт появился на фоне темнеющего неба —
маленький, независимый и напряженный.
— Мы с тобой сегодня разговаривали, помнишь? У обрыва?
Некоторая пауза, а потом неприязненный ответ:
— Ну помню. А что вам тут надо-то? Вы чего… пришли?
Кататься, что ль, хотите? Не накатались?
Звякнула дужка от ведра, скрипнули чистые половицы.
— Всех лошадей взбутетенили, — пробормотала девчонка, — на
ночь глядя! А Мальчик и так сегодня натерпелся… А там кто?! Эй, вы зачем туда
влезли?!
Федор Тучков вышел из загона и зачем-то положил Марине руку
на плечо.
— Вы кого привели?!
— Это мой… друг. Федор Федорович. Он знает, почему Мальчик
сбросил Вадима.
Девчонка подошла поближе и усмехнулась змеиной усмешкой:
— Никто, значит, не знает, а ваш дружбан знает. Чешите-ка вы
отсюдова, пока я Витьку не позвала. А у Витьки берданка, он ее вечером всегда с
собой носит, и…
Федор Тучков тихо засмеялся и прижал Марину спиной к себе.
Лошади почему-то успокоились, только вздыхали и топтались, копыта грохали по
деревянному полу.
— Зоя, — сказал Федор, — вы видели у Мальчика царапину?
Между прочим, довольно глубокая.
Девчонка посмотрела на него с недоверчивой злобой.
— Какую еще царапину?! Нет на нем никаких царапин!
— Давайте покажу. Или сами посмотрите. На левом боку, ближе
к груди. Я не знаю, как у лошади называется это место.
Девчонка сорвала свою кепку, надела ее на черенок лопаты,
стоявшей тут же, пошептала что-то неодобрительное и мимо Федора с Мариной
протиснулась в загон.
— Он от этого и сбросил седока, — в спину ей сказал Федор
Тучков, — а не потому, что он взбесился! Понимаете? Ни в чем не виноват ваш
Мальчик.
Зоя некоторое время молчала, а потом вдруг сказала громко и
радостно, как будто внезапно получила долгожданный подарок:
— Правда! Есть царапина! Мальчик, милый, хороший! Да я и не
видала, я только пришла его чистить! А вы? — Ее сияющая физиономия возникла над
загородкой. В полумраке сверкали белые зубы на сильно загорелом и не очень
чистом лице. — Как вы узнали?
— Догадался.
Он достал из заднего кармана длинную железку, похожую на
спицу:
— Кто-то сидел в кустах и этой штукой запустил в лошадь.
Видишь, острая какая? Конечно, лошадь от боли взвилась и сбросила Вадима.
— Вот гад, а? — высказалась девчонка энергично. — Надо быть
таким гадом, а? Лошадь ни с того ни с сего пугать! Хорошо, что один свалился, а
не все сразу! А как вы узнали-то? Побегу Петру Захарычу скажу, если только он
не совсем пьяный. Он из-за Мальчика переживает и водку пьет, а так, обычно, он
ничего, непьющий. Побегу я.
— Подожди, — попросил Федор Тучков. — Ты успеешь. Мне
поговорить с тобой надо.
— Да, успею! Как же! Полдня на Мальчика валили, что он
виноват! А эту дадите, железку-то? Какому гаду это в голову вступило — коня
пугать! Конь — это ведь не хорек, с ним осторожней надо, особенно когда человек
на нем неопытный! Рану надо обработать, если Петр Захарыч не в себе, я тогда
сама. Или за мамкой съезжу.
— Зоя, — перебила Марина, — это правда очень важно. Человек
же погиб. Помоги нам. То есть Федору Федоровичу.
— Да Мальчик, может, в сто раз лучше, чем этот ваш человек!
— крикнула девчонка вполголоса. Она вообще все время возмущалась и кричала
вполголоса, наверное, чтобы не нервировать лошадей. — Ну ладно, пошли. Мальчик,
я щас. Я скоро. Ты… не переживай.
— Он уже не переживает, — сказал Федор Тучков.
— Откуда вы знаете?! Тоже, знаток лошадей! Он у нас такой
чувствительный, не то, что…
— Зоя, — перебил ее Федор как-то так, что девчонка
моментально заткнулась и пошла по проходу к распахнутым воротцам. По дороге
сорвала с лопаты свою кепку и независимо нацепила — козырьком назад,
разумеется.
— Вон направо лавка. Садитесь. Только чего нам с вами
говорить, я не знаю. И железяку вы мне отдайте, а то как я скажу про
Мальчика-то?
— Железяку не отдам пока, — твердо сказал Федор.
Лавочка была мокрой, и он долго и смешно выбирал место
посуше, куда бы усесться своими пестроцветными штанами. Все места были
одинаково мокрыми.
Марина предусмотрительно осталась стоять, пожалев почти
новые черные джинсы.
— Ну чего? Только спрашивайте быстрее!
И Зоя оглянулась на конюшню, куда ей до смерти хотелось
помчаться, чтобы лечить и жалеть свою лошадь, несправедливо обвиненную в
убийстве.
— Сколько лошадей обычно катает отдыхающих?
— Сколько есть, все и катают! По очереди. — Она взглянула на
Федора, потупилась, как перед завучем, и буркнула:
