Тучков шумно отхлебнул чай, развернул конфетку и кинул себе
за щеку. Щека оттопырилась.
— Да и вообще у него не должно быть никакого пистолета! —
вдруг сказал он с громкой и шепелявой от конфеты за щекой досадой.
— Почему?!
— Потому что на переднем сиденье его машины лежал кусок
трубы в газете. Помнишь?
Марина смотрела на него во все глаза.
— Какой еще кусок трубы? При чем тут труба?
— Маруся, когда я еду ночью, да еще так далеко, я «ствол»
всегда кладу на соседнее кресло.
— Что ты кладешь на кресло?!
— «Ствол». Ночью на дороге может быть все, что угодно. У
Павлика довольно дорогая машина, хоть и не новая. Он ехал из Москвы ночью, и на
соседнем сиденье у него лежал кусок трубы, завернутый в газету. Просто так, на
всякий случай, если придется дать кому-нибудь по голове. Однако пистолет в этом
смысле гораздо надежнее. Кроме того, пистолетом можно напугать. Даже стрелять
не обязательно. Чтобы разогнать какую-нибудь не в меру резвую гопоту, его
достаточно просто вытащить. Тем не менее у него лежала именно труба. Зачем ему
труба, если у него есть пистолет?
Федор долил себе чаю, откинулся на спинку дивана и сложил
руки на животе.
— Выходит, или у него не было пистолета, и появился только
здесь, или он почему-то решил гопоту пугать трубой, а тебя пистолетом. Опять
ерунда. Есть еще тысяча мелких деталей, и я не понимаю, как можно их сложить.
— Сложить?
— Ну да. О чем говорили Юля с Сережей, когда ты упала на
дорожке?
— Они говорили, что не думали, что его так быстро найдут, —
добросовестно напомнила Марина.
— Ну да. О чем шла речь? О том, что мама с папой не вовремя
нашли новогодний подарок, или о трупе? С кем ссорилась Вероника? С кем
встречалась ночью в кустах под нашими балконами? Почему пришла на корт в мокрых
кроссовках и десять раз повторила нам, что только что поднялась с постели?
Зачем она имитировала совершенно дурацкий звонок? Зачем Элеонора паслась возле
корта с корзиной? Что именно почудилось Оленьке, когда она встретила
потерпевшего в магазине? Почему все время врет бабуся Логвинова? Что Геннадий
Иванович делал в кустах, когда мы его засекли? О чем рыдала Галя? Почему Вадим
не пошел в милицию, а поехал на лошадке и оставил Галю рыдать?
— Они еще, помнишь, говорили, что теперь его жена все
узнает, потому что это «она».
— Помню.
— А железка? Лошадь? Коробок спичек, помнишь, ты нашел?
Федор Федорович помолчал непродолжительное время.
— Нужно разделить все детали на какие-нибудь относительно
равные части. Я пока этого сделать не могу. Не понимаю, как.
— Тоже мне, Штирлиц, штандартенфюрер! — не удержалась
Марина. Он и ухом не повел.
— Что касается лошади, то я попробую проверить… наши
предположения. Это несложно.
— Я с тобой.
Он покосился на нее:
— А надо?
— Да, — твердо сказала она и решительно поставила на стол
свою чашку. — Надо. Или со мной, или никак.
Он развеселился:
— Что значит никак? Ты меня не пустишь?
Да. Это очень глупо. Не пустить она его не может, и вообще у
нее нет никакой возможности… воздействия.
— Это мое «приключение», — сказала Марина мрачно. — Ты и так
у меня все украл. Я же не знала, что ты генерал.
— При чем тут мое… звание?
Она промолчала. Объясняться ей не хотелось.
Знай она, что он генерал, ей и в голову бы не пришло
привлекать его к своему «приключению»! Она-то была уверена, что он обыкновенный
кретин, который ищет отпускных развлечений и волочится за ней от нечего делать,
просто потому что она самой первой попалась ему на глаза вместе со своей шляпой
из дивной итальянской соломки.
— Ладно, — вдруг решительно сказал Федор Федорович. — Пошли.
Только тебе нужно одеться, очень холодно и сыро. У тебя есть свитер или дать
тебе свой?
Марина подтвердила — да, есть — и выразила немедленную
готовность мчаться за ним в свой номер.
— Я с тобой, — заявил Федор.
Ему не хотелось с ней расставаться и приятно было время от
времени думать, что всю грядущую ночь она проведет у него под боком и он станет
делать с ней все, что ему заблагорассудится.
В своей спальне она быстренько нацепила черную майку —
любимую! — и почти новые черные джинсы и выдернула с полки свитер. За стеной, в
ее гостиной, был Федор Тучков, она чувствовала его присутствие, как будто он
смотрел на нее.
Когда со свитером в руке она повернулась к двери, оказалось,
что это так и есть.
Он стоял в дверях и смотрел на нее.
— Ты что? — пискнула она и стремительно и густо покраснела.
— С ума сошел?
На это он ничего не ответил, зато спросил, как вежливый муж
после нескольких часов ожидания, покуда любимая «чистила перышки»:
— Ты готова?
— Я?
— Ты.
— Я готова, — призналась Марина и покраснела еще пуще.
— Тогда пошли.
И они пошли.
На этот раз Федор решил, что они выйдут через отдельную
дверь корпуса «люкс», и Марина не стала уточнять, почему не через главную.
Дождь почти перестал, но так похолодало, что изо рта, как у
лошади на морозе, валил влажный пар.
— Налево, — сзади сказал Федор Тучков, как только они
выбрались на улицу. — Конюшни в той стороне.
— Рядом с прудом? — уточнила Марина, которой на пруд совсем
не хотелось.
— Нет, дальше. На самой границе леса.
— Откуда ты знаешь?
— Я туда ходил.
— Зачем?
— Изучал местность.
— Мы будем отступать в горы? — храбро спросила Марина. — Ты
дашь мне «парабеллум»?
Никого не было в мокром лесу, даже птицы попрятались от
дождя. Налетающий время от времени ветер стряхивал на голову и за шиворот
тяжелые капли. Одна попала Марине на нос, она утерлась рукавом и поморщилась.
За деревьями с правой стороны показался пруд, сморщенный от
ветра, как будто взъерошенный, неприглядный, с железной гнилой водой.
