— А-а, — растерянно протянула Юля, — а я почему-то думала,
что вы на горных…
— Я так и поняла.
Некоторое время они шли молча.
— Вы не знаете, отчего Галя так сильно плакала? — вдруг
спросила Марина.
— Когда?
— Ну вот… перед самым происшествием. Мы ее встретили, у нее
все лицо было залито слезами, и даже помада размазалась. Вы… не знаете?
— Нет. А вы?
— Я с ней не разговаривала после того, как Вадим… упал. Я ее
даже не видела. Я думаю, что она ни с кем не разговаривала.
— Вы думаете, у нее было предчувствие?
— Я не верю ни в какие предчувствия, — сказала Марина с
досадой. — Просто она как-то очень плакала, и я даже удивилась, что она так
плачет, а Вадим все-таки пошел кататься! Это как-то странно.
— Сережа бы так никогда не поступил, — вставила Юля.
— Мне тоже казалось, что он должен ее утешать. Или они так
сильно поссорились, что ли?
— Я ни разу не видела, чтобы они ссорились, — заметила Юля.
— По-моему, очень довольные друг другом молодые люди. Он такой типичный
отпускной муж. А она такая же типичная… секретарша из офиса. Мне кажется, они
их специально нанимают для того, чтобы с ними спать. Как вы думаете?
Марина ни о чем таком никогда не думала. Вообще секретарши
ее особенно не интересовали, но зато она своими ушами — как будто можно чужими!
— слышала, как Вадим сокрушался, что «жена теперь узнает все»!
— Надо же было, чтобы так не повезло — две смерти подряд! —
продолжала Юля, и глаза у нее сузились, как будто она смотрела на солнце. — Мы
в отпуске лет семь не были. Поехали, и вот пожалуйста! Весь отпуск испорчен.
— Ну, — сказала Марина сухо, — по сравнению с
неприятностями, которые постигли Вадима, испорченный отпуск — это ерунда.
Юля взглянула на нее с изумлением.
— И все-таки почему лошадь его сбросила? — сама у себя
спросила Марина. — Ну почему? Или лошадь тоже опасалась, что он пойдет в
милицию и что-то такое там расскажет?
— При чем здесь лошадь и милиция?!
Марина сорвала травинку, сунула в рот и тут же выдернула —
Федор Тучков все теребил травинки, а она как раз недавно исключила его из своей
жизни. Навсегда.
— Вадим сказал за завтраком, что тот… утопленник на самом
деле не сам утонул, а его утопили. Вы не помните?
— Это ерунда.
— Откуда вы знаете?
— Кому он нужен?!
— А почему он не может быть кому-то нужен?
— Это ерунда, — внушительно повторила Юля. — Чушь. По-моему,
утопить человека очень трудно. Гораздо легче застрелить.
— Если есть из чего стрелять, то легче, — согласилась
Марина.
— Можно еще зарезать, — продолжала Юля как ни в чем не
бывало. — Можно с балкона сбросить. Но топить?! Зачем?!
— Вадим считал, что зачем-то его утопили. Он сказал, что
знает точно.
— Господи, ну что он мог знать! — горячо воскликнула Юля, и
Марина зорко на нее взглянула. — Откуда?! Они ведь даже знакомы не были!
— Откуда вы знаете?
Юля осеклась и даже несколько секунд молчала, как будто
быстро соображая, что бы такое ответить. Марина смотрела все так же
внимательно.
— Ничего такого я не знаю, — выдала наконец плохо
приготовившаяся Юля. — Я так думаю.
— Вы думаете, что они не были знакомы?
— Смотрите, вон Павел. — Юля показала в глубину
романтической еловой аллейки, уходившей вправо. В аллейке была густая тень, и
оттуда как будто тянуло запахом мха и грибов, хотя лето выдалось сухое и
теплое. Ветхая беседочка виднелась за густыми и тяжелыми лапами — полусгнившая
белая решетка, облезлая дранка на крыше, свисающая клоками, иссеченный дождями
серый от времени деревянный шарик на макушке — украшение.
Павлик Лазарев заглянул в беседку, потом посмотрел по сторонам
и зачем-то полез внутрь.
— Что ему там нужно? — шепотом спросила Марина у своей
спутницы. — Зачем он туда полез? Она того и гляди обвалится, эта беседка!
— Не знаю, — тоже почему-то шепотом отвечала Юля. — Давайте?
— Что?
— Посмотрим.
— Как мы посмотрим? — не поняла Марина.
— Ну… подкрадемся и посмотрим, что он там делает.
Они обе смотрели друг на друга и соображали.
— Ну давайте, — решила Марина. — Подкрадемся. Только ползти
на животе я не смогу. У меня нога.
— Не надо ползти! Мы просто пройдем несколько раз мимо, как
будто мы прогуливаемся.
По этой аллее никто не прогуливался — слишком сумеречно в
ней было, темно, даже в разгар дня. Зато иголки так густо устилали старый
асфальт, что шагов совсем не было слышно.
— Сначала просто пройдем мимо, — на ухо Марине просвистела
Юля, — потом повернем и еще раз пройдем.
— А если он нас заметит?
На это Юля ничего не ответила.
«Вряд ли он немедленно убьет нас обеих, — решила Марина. —
Все-таки день, и пристань не так далеко, а там всегда народ. Кроме того, нас
двое. Юля быстро бегает. Она быстро побежит и позовет на помощь Федора
Тучкова».
Нет, Федора не позовет, потому что Марина исключила его из
своей жизни. Мама права. Такие, как Федор Тучков, вращаются по какой-то другой
орбите, лежащей в какой-то другой плоскости, и пересечение их орбит не сулит
ничего хорошего и вообще возможно только в случае мировой катастрофы.
Хоть бы один раз с Мариной произошло что-нибудь, отдаленно
напоминающее мировую катастрофу!
В беседке разговаривали. Пока слышен был только один голос —
мужской, — и то непонятно чей. Юля взяла Марину под локоть сильными, какими-то
острыми пальцами и заставила замедлить шаг. Иголки еле слышно поскрипывали под
ногами и чуть-чуть скользили.
Марина оглянулась. В аллее они оказались совсем одни.
Елочные своды смыкались над головой так плотно, что не было видно неба.
Дорожка, с которой они свернули, чтобы «подкрасться» к беседке, казалась очень
далекой и очень светлой.
Марине очень захотелось вернуться. Она вернулась бы, если бы
не Юля, которая твердо держала ее под локоть. Не Юля и не любопытство, и
неизвестно еще, что было сильнее!
