Он не хотел ничего затягивать и понятия не имел, как это
можно сделать, «не затягивая».
Если он все правильно понимает, ему придется сначала лет
пять за ней ухаживать, потом еще несколько лет проверять свои чувства, а потом,
ближе к пенсии, купить лютики и отправиться к ее маме с папой с предложением
руки и сердца. Мама с папой, разумеется, откажут под тем предлогом, что
соискатель еще слишком молод и неопытен.
Такой план ему вовсе не подходил. Лучше всего было бы
остаться сейчас в ее номере, с распахнутой «в лето» балконной дверью, в ее
постели, или на диване, или неважно где! В первый раз все будет очень быстро —
вряд ли он сможет продемонстрировать чудеса выносливости и ловкости после того,
как поцеловал ее в бассейне и узнал, как она пахнет, дышит и двигается. Во
второй — это будет медленно и со вкусом. В третий — как придется.
Возле распахнутой в коридор, а не «в лето» двери старшей
медсестры, где на стульчиках, как правило, сидели несколько пенсионеров, Марина
вдруг стала хромать и хвататься за коленку. Федор Тучков к такому повороту
событий не был готов.
— Что такое?!
— Мне больно, — ненатуральным голосом прохныкала Марина, —
что-то… вступило!
— Ты что? — Он присел и снизу заглянул ей в глаза. Она не
могла хныкать всерьез. Да у нее даже получалось плохо!
— Помоги мне. Мне… нужно сесть.
И решительно прохромала в комнату старшей сестры.
Медсестра пила чай из широкой чашки, усердно дула на него.
Завидев Марину, она заявила не слишком любезно:
— Обед. После трех приходите.
— Я не могу после трех, — все тем же ломаным голосом
простонала Марина, — у меня что-то с ногой. Случилось… Только что… В коридоре…
— Ах, боже мой, — вздохнула медсестра и с сожалением
поставила свою чашку, — что такое с ней случилось?
— Я вчера упала, — призналась Марина. Федор смотрел на нее
во все глаза. Она всем весом оперлась на его руку и опустилась в кресло. — У
меня трещина была когда-то. Теперь, когда падаю, болит ужасно!
— У вас лечащий кто? Морошкина? Или Васильченко? Вы в каком
номере?
— В пятнадцатом «люксе».
При упоминании «люкса» сестра немного смягчилась.
— Значит, Васильченко. Непременно сходите завтра, пусть он
вам электрофорез назначит или парафин. Что же вы сразу не сказали, что у вас…
боли!
— Да не было никаких болей! Это я вчера упала!
— А вы что ж не поддержали? — игриво поинтересовалась у
Федора медсестрица.
— Да, — согласился Федор и мотнул головой. — То есть нет.
Марина стискивала его ладонь, только и всего. Соображать
было трудно.
— А у вас нет… бинтика? — заискивающе попросила Марина и
посмотрела на сестру умоляюще. — Эластичного? Я бы завязала, и все прошло бы! Я
до завтра не доживу…
— Ах, боже мой. Принесу, принесу сейчас, посидите.
Она оглядела стол, сунула в карман какие-то ключи, поднялась
— халат облепил сказочных размеров бюст, — улыбнулась Тучкову Четвертому и
протиснулась мимо них в коридор.
Четвертый и Внезапно Захромавшая проводили ее глазами.
— Ну? — спросил Федор, опасаясь, что она немедленно выдернет
руку. — Что за шоу?
Конечно, она выдернула.
— Стойте и смотрите. Если она придет, предупредите меня!
Марина кинулась к пустому столу, на котором лежала
толстенная амбарная книга — тот самый гроссбух, изобретенный то ли Конан
Дойлом, то ли Джоном Б. Пристли! — распахнула и стала торопливо листать,
сначала в одну, потом в другую сторону.
Отлистала и повела пальцем снизу вверх.
— Что мы ищем? — Федор Тучков покинул свой пост номер один у
двери. Приблизился и стал смотреть с интересом.
— Вернитесь туда, — прошипела Марина и показала куда. В
минуту серьезной опасности она почему-то снова перешла на «вы».
Федор засмеялся.
— Нечего смеяться. Я хочу узнать, на чем приехал сын Павлик.
И когда.
— Вчера вечером или сегодня утром, — подсказал Федор, оперся
о стол и тоже стал смотреть. — Вот в этой графе.
— Тут нет фамилии Зуб!
— Зато есть Лазарев. Видите? Павел Лазарев. Прописан в
Москве. Приехал на машине. Тут и номер имеется, смотри ты!
— Так и есть! — торжествующе воскликнула Марина. — Он не
сын!
— Или у него фамилия отца, — предположил Федор. — Кстати,
так чаще всего и бывает.
— Валентина Васильна из Ростова, она все время это
повторяет, а Павлик из Москвы.
— Он вполне может жить в Москве, а его мать вполне может
жить в Ростове. Позвольте мне.
— Что?
— Перевернуть страницу.
— Зачем?
Он взял Марину за лапку, перевернул голубую разлинованную
страницу и уставился на нее с неподдельным интересом. Марина посмотрела число,
выведенное сверху, — пять дней назад.
Нервно оглядываясь на распахнутую дверь в коридор, она
зашипела и дернула его руку:
— Зачем вы это смотрите?! Пять дней назад покойник еще был
жив!
— Вот именно.
— Что — именно? Федор, давайте положим ее на место и…
Тут Тучков Четвертый неожиданно хмыкнул:
— Странно.
— Что?
Он перелистал страницы и опять посмотрел. Шаги зазвучали
неожиданно близко и казались слишком быстрыми.
— Федор!
— Да-да. Конечно.
Вернувшаяся медсестра едва не застукала их. Марина
только-только успела плюхнуться в кресло, а Федор придать себе более или менее
сочувственную позу, как она влетела в кабинетик и сунула Марине бинт.
— Вот. Еле нашла. Мы вообще-то не даем, но раз так
получилось… Умеете бинтовать?
— Еще бы! Спасибо, большое спасибо, вы меня просто спасли! Я
вчера так неудачно упала.
Из недр колониальных штанов Федор Тучков добыл сытенький
кожаный бумажник, извлек купюру и стал совать ее в направлении медсестрицыного
бюста.
— Не надо, что вы, что вы! — восклицала та, очевидно, из
последних сил сдерживаясь, чтобы «не принять».
